Александр Блок - Стихотворения 1903 года

Ты, в сумрак отойдя. Сама не можешь счесть
Разбросанных лучей Твоих Преображений!

Вот они — белые звуки
Девственно-горных селений
Девушки бледные руки,
Белые сказки забвений…
Медленно шла от вечерни,
Полная думы вчерашней…
У колокольни вечерней
Таяли белые башни…
Белые башни уплыли,
Небо горит на рассвете.
Песню цветы разбудили —
Песню о белом расцвете…

Из городского тумана,
Посохом землю чертя,
Холодно, странно и рано
Вышло больное дитя.
Будто играющий в жмурки
С Вечностью — мальчик больной,
Странствуя, чертит фигурки
И призывает на бой.
Голос и дерзок и тонок,
Замысел — детски-высок.
Слабый и хилый ребенок
В ручке несет стебелек.
Стебель вселенского дела
Гладит и кличет: «Молись!»
Вкруг исхудалого тела
Стебли цветов завились…
Вот поднимаются выше —
Скоро уйдут в небосвод…
Голос всё тише, всё тише…
Скоро заплачет — поймет.

Кто заметил огненные знаки,
Не уйдет безмолвный прочь.
Ты светла — и в светлом зраке
Отражаешь ночь.

Есть молчанье — тягостное горе,
Вздохи сердца у закрытых врат.
Но в моем молчаньи — зори
Тают и горят.

Ты взойдешь в моей немой отчизне
Ярче всех других светил
И — поймешь, какие жизни
Я в Тебе любил.

Глухая полночь медленный кладет покров.
Зима ревущим снегом гасит фонари.

Вчера высокий, статный, белый подходил к окну,
И Ты зажгла лицо, мечтой распалена.

Один, я жду, я жду, я жду — Тебя, Тебя.
У черных стен — Твой профиль, стан и смех.

И я живу, живу, живу — сомненьем о Тебе.
Приди, приди, приди — душа истомлена.

Горящий факел к снегу, к небу вознесла
Моя душа, — Тобой, Тобой, Тобой распалена.

Я трижды звал — и трижды подходил к окну
Высокий, статный, белый — и смеялся мне.

Один — я жду, я жду — Тебя, Тебя, Тебя — Одну.

У берега зеленого на малой могиле
В праздник Благовещенья пели псалом.
Белые священники с улыбкой хоронили
Маленькую девочку в платье голубом.

Все они — помощью Вышнего Веления —
В крове бога Небесного Отца расцвели
И тихонько возносили к небу курения,
Будто не с кадильницы, а с зеленой земли.

Я был весь в пестрых лоскутьях,
Белый, красный, в безобразной маске.
Хохотал и кривлялся на распутьях,
И рассказывал шуточные сказки.

Развертывал длинные сказанья
Бессвязно, и долго, и звонко —
О стариках, и о странах без названья,
И о девушке с глазами ребенка.

Кто-то долго, бессмысленно смеялся,
И кому-то становилось больно.
И когда я внезапно сбивался,
Из толпы кричали: «Довольно!»

По городу бегал черный человек.
Гасил он фонарики, карабкаясь на лестницу.

Медленный, белый подходил рассвет,
Вместе с человеком взбирался на лестницу.

Там, где были тихие, мягкие тени —
Желтые полоски вечерних фонарей,—

Утренние сумерки легли на ступени,
Забрались в занавески, в щели дверей.

Ах, какой бледный город на заре!
Черный человечек плачет на дворе.

Мой остров чудесный
Средь моря лежит.
Там, в чаще древесной,
Повесил я щит.

Пропал я в морях
На неясной черте.
Но остался мой страх
И слова на щите.

Когда моя месть
Распевает в бою,
Можешь, Дева, прочесть
Про душу мою.

Можешь Ты увидать,
Что Тебя лишь страшусь
И, на черную рать
Нападая, молюсь!

Просыпаюсь я — и в поле туманно,
Но с моей вышки — на солнце укажу.
И пробуждение мое безжеланно,
Как девушка, которой я служу.