Константин Бальмонт - Горящие здание. Лирика современной души

Искаженный жадностью, грубый, и слепой.

И среди отчаянья, дыма, и теней.

Чем же ты осветишься на исходе дней?

Горе! Как ты встретишься с совестью своей?

Как под ярмом быки влекут тяжелый воз,

И оставляют след продольностью колес,

Так наши помыслы, намеренья, деянья

За нами тянутся, готовя горечь слез,

И боль, и ужасы, и пламя покаянья,—

Они накопятся, и, рухнув, как утес,

Глухими гулами ворвутся к нам в сознанье,

Как крик раскаянья, как вопль воспоминанья.

Стараясь выбирать тенистые места,

Я ехал по лесу, и эта красота

Деревьев, дремлющих в полуденном покое,

Как бы недвижимо купающихся в зное,

Меня баюкала, и в душу мне проник

Дремотных помыслов мерцающий родник.

Я вспомнил молодость… Обычные мгновенья

Надежд, наивности, влюбленности, забвенья,

Что светит пламенем воздушно-голубым,

И превращается внезапно в черный дым.

Зачем так памятно, немою пеленою,

Виденья юности, вы встали предо мною?

Уйдите. Мне нельзя вернуться к чистоте,

И я уже не тот, и вы уже не те.

Вы только призраки, вы горькие упреки,

Терзанья совести, просроченные сроки.

А я двойник себя, я всадник на коне,

Бесцельно едущий — куда? Кто скажет мне!

Все помню… Старый сад… Цветы… Чуть дышат

ветки…

Там счастье плакало в заброшенной беседке,

Там кто-то был с лицом, в котором боли нет,

С лицом моим — увы—моим в шестнадцать лет.

Неподражаемо-стыдливые свиданья,

Любви несознанной огонь и трепетанья,

Слова, поющие в душе лишь в те года,

«Люблю», «Я твой», «Твоя», «Мой милый», «Навсегда».

Как сладко вместе быть! Как страшно сесть с ней

рядом!

Как можно выразить всю душу быстрым взглядом!

О, сказкой ставшая, поблекнувшая быль!

О, крылья бабочки, с которых стерлась пыль!

Темней ложится тень, сокрыт густым навесом

Родной мой старый сад, смененный диким лесом.

Невинный шепот снов, ты сердцем позабыт,

Я слышу грубый звук, я слышу стук копыт.

То голос города, то гул глухих страданий,

Рожденных сумраком немых и тяжких зданий.

То голос призраков, замученных тобой,

Кошмар, исполненный уродливой борьбой,

Живое кладбище блуждающих скелетов

С гнилым роскошеством заученных ответов,

Очаг, в чью пасть идут хлеба с кровавых

нив,

Где слабым места нет, где силен тот, кто

лжив.

Но там есть счастие — уйти бесповоротно,

Душой своей души, к тому, что мимолетно,

Что светит радостью иного бытия,

Мечтать, искать, и ждать,— как сделал это я.

Мне грезились миры, рожденные мечтою,

Я землю осенял своею красотою,

Я всех любил, на все склонял свой чуткий

взор,

Но мрак уж двинулся, и шел ко мне, как

вор.

Мне стыдно плоскости печальных приключений,

Вселенной жаждал я, а мой вампирный гений

Был просто женщиной, познавшей лишь одно,

Красивой женщиной, привыкшей пить вино.

Она так медленно раскидывала сети,

Мы веселились с ней, мы были с ней как дети,

Пронизан солнцем был ласкающий туман,

И я на шее вдруг почувствовал аркан.

И пьянство дикое, чумной порок России,

С непобедимостью властительной стихии,

Меня низринуло с лазурной высоты

В провалы низости, тоски, и нищеты.

Иди, иди, мой конь. Страшат воспоминанья.

Хочу забыть себя, убить самосознанье.

Что пользы вспоминать теперь, перед концом,

Что я случайно был и мужем, и отцом,

Что хоронил детей, что иногда, случайно…

О, нет, молчи, молчи! Пусть лучше эта тайна

Умрет в тебе самом, как умерло давно,

Что было так светло Судьбой тебе дано.

Но где я? Что со мной? Вокруг меня завеса

Непроницаемо-запутанного леса,

Повсюду — острые и цепкие концы

Ветвей, изогнутых и сжатых, как щипцы,

Они назойливо царапают и ранят,

Дорогу застят мне, глаза мои туманят,

Встают преградою смутившемуся дню,

Ложатся под ноги взыгравшему коню.

Я вижу чудища за ветхими стволами,

Они следят за мной, мигают мне глазами,

С кривой улыбкою.— Последний луч исчез.

Враждебным ропотом и смехом полон лес.

Вершины шорохом окутались растущим,

Как бы предчувствием пред сумрачным грядущим.

И тучи зыбкие, на небе голубом,

С змеистой молнией рождают гул и гром.

Удар, еще удар, и вот вблизи налево,

Исполнен ярости и мстительного гнева,

Взметнулся огненный пылающий язык.

В сухом валежнике как будто чей-то крик,

Глухой и сдавленный, раздался на мгновенье,