Валерий Брюсов - Me eumm esse

Отреченного веселья

Озаренная печаль:

Это — ласковая келья,

Кропотливая медаль.

И, за гранью всех желаний,

Бледно-палевая даль:

Это — новых испытаний

Несказанная печаль.

17 марта 1896

Белая роза дышала на тонком стебле.

Девушка вензель чертила на зимнем стекле.

Голуби реяли смутно сквозь призрачный снег.

Грезы томили все утро предчувствием нег.

Девушка долго и долго ждала у окна.

Где-то за морем тогда расцветала весна.

Вечер настал, и земное утешилось сном.

Девушка плакала ночью в тиши, — но о ком?

Белая роза увяла без слез в эту ночь.

Голуби утром мелькнули — и кинулись прочь.

8 января 1896

С опущенным взором, в пелериночке белой,

Она мимо нас мелькнула несмело, —

С опущенным взором, в пелериночке белой.

Это было на улице, серой и пыльной,

Где деревья бульвара склонялись бессильно,

Это было на улице, серой и пыльной.

И только небо — всегда голубое —

Сияло, прекрасное, в строгом покое,

Одно лишь небо, всегда голубое!

Мы стояли с тобой молчаливо и смутно…

Волновалась улица жизнью минутной.

Мы стояли с тобой молчаливо и смутно.

22 апреля 1896

Один ее взгляд ярче тысячи звезд!

Небесный, алмазный, сверкающий крест, —

Один ее взгляд выше тысячи звезд!

Я встретил на миг лишь один ее взгляд, —

Алмазные отсветы так не горят…

Я встретил на миг один ее взгляд.

О, что за вопросы виделись в нем!

Я смутно померк в венце золотом…

О, что за вопросы виделись в нем!

Умрите, умрите, слова и мечты, — красоты

Что может вся мудрость пред сном красоты?

Умрите, умрите, слова и мечты!

17 мая 1896

И он взглянул, и ты уснула, и он ушел, и умер день;

И словно руки протянула огнем встревоженная тень.

Слова магических заклятий заветных снов не разорвут,

Ты будешь помнить бред объятий и все, и все мечты минут,

Когда же, властный и прекрасный, к тебе опять вернется он,

То будет только сон неясный, — неясный и ненужный сон!

18 января 1896

Она была в трауре с длинной вуалью;

На небе горели в огне облака.

Черты ее нежно дышали печалью;

Небесные тайны качала река.

Но яркое небо — мираж непонятный,

Но думы печали — обманы минут;

А строгие строфы скользят невозвратно,

Скользят и не дышат, — и вечно живут.

4 мая 1896

Венчальные платья мы сняли,

Сронили к ногам ожерелья

И в царственной Зале Веселья

Смущенной толпою стояли.

Почти обнаженные, все мы

Поднять наши взоры не смели.

И только надменно горели

У нас в волосах диадемы.

23 апреля 1896

Ветви склонялись в мое окно,

Под ветром гнулись, тянулись в окно,

И занавеска, дрожа, томясь,

На белой ленте ко мне рвалась;

Но я смотрел в окно мимо них,

Мой взор погасал в небесах голубых.

— Там, где движенья и страсти нет,

Там вечно светит нетленный свет;

О чем мы бредим во сне, сквозь сон,

Тем мир незримо всегда напоен;

Красота и смерть неизменно одно…

А ветви гнутся и рвутся в окно.

19 июня 1896

И снова бредешь ты в толпе неизменной,

Исполнен желаний земных.

Мгновения тайны, как тайна, мгновении,

И сердце не вспомнит об них.

Она у окна, утомленно-больная,

Глядит на бледнеющий день;

И ближе, и ближе — ночная, земная,

Всегда сладострастная тень.

27 апреля 1896

Пьяные лица и дымный туман…

В дымке туманной лепечет фонтан.

Отзвуки смеха и грубый вопрос…

Блещут на лилиях отблески рос.

Клонятся красные губы ко мне…

Звезды бесстрастно плывут в вышине.

Сентябрь 1896

Едва ли ей было четырнадцать лет —

Так задумчиво гасли линии бюста.

О, как ей не шел пунцовый цвет,

Символ страстного чувства!

Альков задрожал золотой бахромой —

Она задернула длинные кисти.

О да! ей грезился свод голубой

И зеленые листья.

16 мая 1806

День рассветает, встречая мечту…

В сумраке дня я молитву прочту.

Мутной зарей озарилось окно…

Господи! сердце тебе отдано.

Женская тень на постели бледна…

Нет! я не знаю недавнего сна!

Апрель 1896