Валерий Брюсов - Tertia Vigilia

На тебя из той страны

Благосклонно смотрят деды:

Ты погиб не в день войны, —

В день победы!

Встретишь ты в полях Валгаллы

Всех, кому был в жизни люб.

Ты войдешь, пловец усталый,

Под веселый голос труб.

Там, с семьей других героев,

Уготован, ждет приют.

Все для игр и славных боев

Дни бестенные найдут.

Может быть, где отдых сладок,

Обретет душа твоя

Мир от тягостных загадок,

Вечных в бездне бытия.

Я вам принес благую весть,

Мечты былых веков:

Что в мире много истин есть,

Как много дум и слов.

Противоречий сладких сеть

Связует странно всех:

Равно и жить и умереть,

Равны Любовь и Грех.

От дней земли стремись в эфир,

Следи за веком век:

О, как ничтожен будет мир,

Как жалок человек!

Но, вздрогнув, как от страшных снов,

Пойми — все тайны в нас!

Где думы нет — там нет веков,

Там только свет — где глаз.

Стихий бессильна похвальба,

То — мрак души земной.

К победе близится борьба, —

Дышу, дышу весной!

И что в былом свершилось раз,

Тому забвенья нет.

Пойми — весь мир, все тайны в нас,

В нас Сумрак и Рассвет.

1898–1900

В былые дни луна была

Скиталицей-кометой.

С беспечной вольностью плыла

От света и до света.

Страна цветов, она цвела,

Вся листьями одета.

Там жили семьи, племена

Таинственных растений,

Им богом мысль была дана

И произвол движений;

И шла меж царствами война,

Бессменный ряд сражений.

Трава глушила злобный лес,

Деревья мяли траву,

Душитель-плющ на пальму лез,

Шли ветви на облаву…

И ночью пред лицом небес

Шумели все про славу.

И в день заветный, в мире том

(Конечно, словом божьим)

Возрос цветок — смешной стеблем,

На братьев непохожим.

И, чуждый браням, жил он сном,

Всегда мечтой тревожим.

Он грезил о ином цветке,

Во всем себе подобном,

Что дремлет, дышит — вдалеке,

На берегу несходном,

И видит свой двойник в реке,

С предчувствием бесплодным.

И в эти дни вошла луна

В тот мир, где солнце властно,

И песнь планет была слышна

Хвалой единогласной,

Но с ней, как чуждая струна,

Сливался зов неясный.

Да! кто-то звал! да, кто-то смел

Нарушить хор предвечный!

Пел о тщете великих дел,

О жажде бесконечной;

Роптал, что всем мечтам предел

Так близко — пояс млечный!

Да! кто-то звал! да, кто-то пел

С томленьем постоянства!

И на цветке в ответ горел

Узор его убранства.

И вдруг, нарушив тяжесть тел,

Он ринулся в пространство.

Тянулся он, и рос, и рос,

Качаясь в темных безднах…

Доныне отблеск вольных грез

Дрожит в пучинах звездных.

А братья жили шумом гроз —

Забытых, бесполезных.

И вдруг, ему в ответ, — вдали

Другой качнулся стебель.

Кто звал его, — цветок с земли, —

Повис, — в пучине ль, в небе ль?

И две мечты свой путь нашли:

Сплелся со стеблем стебель!

Восторгом пламенным дана

Победа — связи тленной.

Стеблем цветка укреплена,

Луна осталась пленной.

И с этих пор до нас — она

Наш спутник неизменный.

Цветы истлели в должный миг,

В веках, давно пройденных, —

Но жив тот свет, что раз возник

В мирах соединенных.

И озаряет лунный лик

Безумных и влюбленных.

17 июля 1900

Я год провел в старинном и суровом,

Безвестном Городе. От мира оградясь,

Он не хотел дышать ничем живым и новым.

Почти порвав с шумящим миром связь.

Он жил былым, своим воспоминаньем,

Перебирая в грезах быль и сны,

И весь казался обветшалым зданьем,

Каким-то сказочным преданьем

О днях далекой старины.

Казалось мне: он замкнут безнадежно.

Давила с севера отвесная скала,

Купая груди в облачном просторе,

С востока грань песков, пустыня, стерегла.

А с двух сторон распростиралось море,

Безлюдно, беспощадно, безнадежно.

На пристани не раз, глаза с тоской прилежной

В узоры волн колеблемых вперив,

Следил я, как вставал торжественный прилив,

Как облака неслись — вперед и мимо, мимо…

Но не было вдали ни паруса, ни дыма —

Никто не плыл к забытым берегам…

Лишь абрис острова порой мелькал мне там,

Где явственно заря, когда без солнца светит,

Границу кругозора метит,

Но гасло все в лучах, мне памятно едва,