Валерий Брюсов - Девятая камена

В поясе дивном таящей соблазн — Афродите…

Но, год назад, пастухи, что к утесам привыкли,

Посохи взяв и с водой засушенные тыквы,

Смело на высь поднялись, на вершину Олимпа,

И не нашли там чертогов — лишь камни нагие:

Не было места, чтоб жить олимпийцам блаженным!

Юноша! горькую тайну тебе открываю:

Ведай, что нет на Олимпе богов — и не будет!

— Если меня испугать этой правдой ты думал,

Дед, то напрасно! Богов не нашли на Олимпе

Люди? Так что же! Чтоб видеть бессмертных, потребны

Зоркие очи и слух, не по-здешнему, чуткий!

Зевса, Афину и Феба узреть пастухам ли!

Я ж, на Олимпе не быв, в молодом перелеске

Слышал напевы вчера неумолчного Пана,

Видел недавно в ручье беспечальную Нимфу,

Под вечер с тихой Дриадой беседовал мирно,

И, вот сейчас, как с тобой говорю я, — я знаю,

Сзади с улыбкой стоит благосклонная Муза!

1916

Гравюра изображает снежную метель

в пустынной горной местности;

полузасыпанный снегом, лежит труп

человека в медвежьей шубе, а поблизости

умирающий орел со стрелой в груди.

Пропел протяжный стон стрелы;

Метнулись в яркий день орлы,

Владыки круч, жильцы скалы,

Далеко слышен гул полета;

Как эхо гор, в ответ из мглы

Жестоким смехом вторит кто-то.

Стрелок, одет в медвежий мех,

Выходит, стал у черных вех.

Смолк шум орлов; смолк злобный смех;

Белеет снег; в тиши ни звука…

Стрелок, продлить спеша успех,

Вновь быстро гнет упругость лука.

Но чу! вновь стоп стрелы второй.

Враг, стоя за крутой горой,

Нацелил в грудь стрелка, — и строй

Орлов опять метнулся дико.

Стрелок упал; он, как герой,

Встречает смерть без слов, без крика.

Багряный ток смочил снега,

Простерты рядом два врага…

Тишь гор угрюма и строга…

Вдали, чуть слышно, взвыла вьюга…

Вей, ветер, заметай луга,

Пусть рядом спят, навек, два друга!

1916

У светлой райской двери,

Стремясь в Эдем войти,

Евангельские звери

Столпились по пути.

Помногу и по паре

Сошлись, от всех границ,

Земли и моря твари,

Сонм гадов, мошек, птиц,

И Петр, ключей хранитель,

Спросил их у ворот:

«Чем в райскую обитель

Вы заслужили вход?»

Ослять неустрашимо:

«Закрыты мне ль врата?

В врата Иерусалима

Не я ль ввезла Христа?»

«В врата не впустят нас ли?»

Вол мыкнул за волом:

«Не наши ль были ясли

Младенцу — первый дом?»

Да стукнув лбом в ворота:

«И речь про нас была:

„Не поит кто в субботу

Осла или вола?“»

«И нас — с ушком игольным

Пусть также помянут!» —

Так, гласом богомольным,

Ввернул словцо верблюд.

А слон, стоявший сбоку

С конем, сказал меж тем:

«На нас волхвы с Востока

Явились в Вифлеем».

Рот открывая, рыбы:

«А чем, коль нас отнять,

Апостолы могли бы

Семь тысяч напитать?»

И, гласом человека,

Добавила одна:

«Тобой же в рыбе некой

Монета найдена!»

А, из морского лона

Туда приплывший, кит:

«Я в знаменьи Ионы,—

Промолвил, — не забыт!»

Взнеслись: «Мы званы тоже!» —

Все птичьи племена,—

«Не мы ль у придорожий

Склевали семена?»

Но горлинки младые

Поправили: «Во храм

Нас принесла Мария,

Как жертву небесам!»

И голубь, не дерзая

Напомнить Иордан,

Проворковал, порхая:

«И я был в жертву дан!»

«От нас он (вспомнить надо ль?)

Для притчи знак обрел:

„Орлы везде, где падаль!“» —

Заклекотал орел.

И птицы пели снова,

Предвосхищая суд:

«Еще об нас есть слово:

„Не сеют и не жнут!“

Пролаял пес: „Не глуп я:

Напомню те часы,

Как Лазаревы струпья

Лизать бежали псы!“

Но, не вступая в споры,

Лиса, без дальних слов:

„Имеют лисы норы“,—

Об нас был глас Христов!»

Шакалы и гиены

Кричали, что есть сил:

«Мы те лизали стены,

Где бесноватый жил!»

А свиньи возопили:

«К нам обращался он!

Не мы ли потопили

Бесовский легион?»

Все гады (им не стыдно)

Твердили грозный глас:

«Вы — змии, вы — ехидны!» —

Шипя; «Он назвал нас!»

А скорпион, что носит

Свой яд в хвосте, зубаст,

Ввернул: «Яйцо коль просят,

Кто скорпиона даст?»

«Вы нас не затирайте!» —

Рой мошек пел, жужжа,—

«Сказал он: „Не сбирайте

Богатств, где моль и ржа!“»

Звучало пчел в гуденьи:

«Мы званы в наш черед:

Ведь он, по воскресеньи,