Валерий Брюсов - Стихотворения, не включавшиеся в авторские сборники

Тайна их — тайна души.

Нет, не рассудком проникнуть

В глубь озаренной души —

Гаснут, едва лишь возникнув,

Тихие речи любви.

Вслушайся думой и сердцем,

Слушай тревогой души —

Только на миг достоверны

Тихие речи любви.

17 января 1897

Для кого я пишу? — не знаю:

Читателей нет у меня.

Но спокойной улыбкой встречаю

Рассвет восходящего дня.

Восторгов не даст вдохновенье,

Не за них поклоняюсь мечте;

Я, как жрец, воссылаю моленья

Безответной, немой красоте.

Здесь, за гранью причин и целей,

Погасает ненужный вопрос.

И нетленный цветок асфоделей —

Вот символ области грез.

23 января 1897

В последний раз пропел петух,

Уходят духи с тяжким стоном,

И белый день плывет вокруг,

И воздух полон ранним звоном.

Вставайте! — счастье, думы, труд

Для вас воскресли в новом свете,

Вас слуги солнца берегут,

Во мгле природы вы, как дети.

А я, бессонный гость ночей,

Я — собеседник ваш случайный,

Я сквозь покров дневных лучей

Все вижу мир — родной и тайный.

7 февраля 1897

Люблю я вспоминать утраченные дни.

С укором горестным являются они

И душу тяготят правдивыми словами.

Понятен их упрек. Я плачу. Со слезами

Клянусь исправиться и сквозь желаний бред

Шепчу томительно, что цели в жизни нет.

12 февраля 1897

Я читал у поэтов о счастьи, похожем на сон,

А теперь я блаженством таким же и сам опьянен.

Я серьезно боюсь, что проснуся. Второй Поликрат,

Я такому блаженству, избытку блаженства не рад.

Не сложить ли для публики несколько плохоньких

строф,

Чтобы тем успокоить всегдашнюю зависть богов.

26 июня 1897

Если мне суждено умереть,

Не окончив начатых созданий,

Я о планах не стану жалеть:

Их свершит грядущий избранник.

Если мне суждено умереть,

Не достигнув высот просветленья,

Я об этом не стану жалеть:

Нет предела для вечных стремлений.

Я иду! Я готов умереть,

Я страданьем купил это право,

И не мне, умирая, скорбеть

О душе, о искусстве, о славе.

25 июля 1897

Мы гордо людей презираем,

Нам законом — наши желанья,

И мы бесконечно страдаем,

Но в гордости любим страданья.

И если святые порывы

Пробудят в сердце участье,

Мы вдруг безмерно счастливы

И стыдимся этого счастья.

13 августа 1897

Твои стихи — как луч случайный

Над вечной бездной темноты.

И вот — мучительною тайной

Во мгле заискрились цветы.

Покорны властному сиянью,

Горят и зыблются они,

И вдаль уходят легкой тканью,

Сплетая краски и огни…

Но дрогнет ветер, налетая,

Узоры взвеет и порвет,

И тот же луч, дрожа и тая,

Бессильно в бездну упадет.

20 ноября 1897

И серое небо, и проволок сети,

Саней ускользающий бег;

И вдруг предо мной в электрическом свете

Вуаль, словно искристый снег.

И взор промелькнул утомленной загадкой,

Я видел, и вот его нет.

Мгновение тайны так странно, так кратко,

— Но здесь он, он в сердце — ответ!

И томлюсь я с тех пор,

Невозможно мне жить.

Тот мучительный взор

Не могу я забыть.

Я и жду, и молю,

И брожу, как в бреду,

Эту душу твою

Я нигде не найду.

Электрический свет,

Тихий шелест саней,

И бессильный ответ

С вечной думой о ней.

Она предо мною прошла, как земная,

В сиянии яркого дня,

И, легкой улыбкой свой взор оттеняя,

Взглянула она на меня.

Шумели извозчики, бегали дети,

Я слышал раскатистый смех…

О, серое небо, о, проволок сети,

О, тающий, тающий снег,

29 ноября 1897

Муза в измятом венке, богиня, забытая миром!

Я один из немногих, кто верен прежним кумирам;

В храме оставленном есть несказанная прелесть, — и ныне

Я приношу фимиам к алтарю забытой святыни.

Словно поблеклые листья под дерзкой ласкою ветра,

Робко трепещут слова в дыхании древнего метра,

Словно путницы-сестры, уставши на долгой дороге,

Рифма склоняется к рифме в стыдливо смутной тревоге,