Саша Черный - Сатиры

И громили ничтожество жалких амеб?

О, ужели пять — шесть ненавистных имен

Погрузили нас в черный, безрадостный сон?

Разве солнце погасло и дети мертвы?

Разве мы не увидим весенней травы?

Я, как страус, не раз зарывался в песок…

Но сегодня мой дух так спокойно высок…

Злободневность — гучкова и гулькина дочь —

Я с улыбкой прогнал в эту ночь.

1910

Больной спокоен. Спрячьте в шкап лекарства и посулы!

Зрачки потухли, впала грудь и заострились скулы.

Больной лоялен… На устах застыли крик и стоны,

С веселым карканьем над ним уже круж а т вороны.

С врачей не спросят. А больной — проснется ли, бог знает!

Сознаться тяжко, но боюсь, что он уже воняет.

1910

Хорошо сидеть под черной смородиной,

Дышать, как буйвол, полными легкими,

Наслаждаться старой, истрепанной «Родиной»

И следить за тучками легкомысленно-легкими.

Хорошо, объедаясь ледяной простоквашею,

Смотреть с веранды глазами порочными,

Как дворник Пэтэр с кухаркой Агашею

Угощают друг друга поцелуями сочными.

Хорошо быть Агашей и дворником Пэтэром,

Без драм, без принципов, без точек зрения,

Начав с конца роман перед вечером,

Окончить утром — дуэтом храпения.

Бросаю тарелку, томлюсь и завидую,

Одеваю шляпу и галстук сиреневый

И иду в курзал на свидание с Лидою,

Худосочной курсисткой с кожей шагреневой.

Навстречу старухи мордатые, злобные,

Волочат в песке одеянья суконные,

Отвратительно–старые и отвисло–утробные,

Ползут и ползут, словно оводы сонные.

Где благородство и мудрость их старости?

Отжившее мясо в богатой материи

Заводит сатиру в ущелие ярости

И ведьм вызывает из тьмы суеверия…

А рядом юные, в прическах на валиках,

В поддельных локонах, с собачьими лицами,

Невинно шепчутся о местных скандаликах

И друг на друга косятся тигрицами.

Курзальные барышни, и жены, и матери!

Как вас не трудно смешать с проститутками,

Как мелко и тинисто в вашем фарватере,

Набитом глупостью и предрассудками…

Фальшивит музыка. С кровавой обидою

Катится солнце за море вечернее.

Встречаюсь сумрачно с курсисткою Лидою —

И власть уныния больней и безмернее…

Опять о Думе, о жизни и родине,

Опять о принципах и точках зрения…

А я вздыхаю по черной смородине

И полон желчи, и полон презрения…

1908 Гугенбург

Ветерок набегающий

Шаловлив, как влюбленный прелат.

Адмирал отдыхающий

Поливает из лейки салат.

За зеленой оградою,

Растянувшись на пляже, как краб,

Полицмейстер с отрадою

Из песку лепит лепит формочкой баб.

Средь столбов с перекладиной —

Педагог на скрипучей доске

Кормит мопса говядиной,

С назиданьем на каждом куске.

Бюрократ в отдалении

Красит масляной краской балкон.

Я смотрю в удивлении

И не знаю: где правда, где сон?

Либеральную бороду

В глубочайшем раздумье щиплю…

Кто, приученный к городу,

В этот миг не сказал бы: «я сплю»?

Жгут сомненья унылые,

Не дают развернуться мечте —

Эти дачники милые

В городах совершенно не те!

Полицмейстер крамольников

Лепит там из воды и песку.

Вместо мопсов на школьников

Педагог нагоняет тоску.

Бюрократ черной краскою

Красит всю православную Русь..

Но… Знакомый с развязкою —

За дальнейший рассказ не берусь.

1908

Гугенбург

Вчера играло солнце

И море голубело,

И дух тянулся к солнцу,

И радовалось тело.

И люди были лучше,

И мысли были сладки —

Вчера шальное солнце

Пекло во все лопатки.

Сегодня дождь и сырость…

Дрожат кусты от ветра,

И дух мой вниз катится

Быстрее барометра.

Сегодня люди — гады,

Надежда спит сегодня —

Усталая надежда,

Накрашенная сводня.

Из веры, книг, и жизни,

Из мрака и сомненья

Мы строим год за годом

Свое мировоззренье..

Зачем вчера при солнце

Я выгнал вон усталость,

Заигрывал с надеждой

И верил в небывалость?

Горит закат сквозь тучи

Чахоточным румянцем.

Стою у злого моря

Циничным оборванцем.

Все тучи, тучи, тучи…

Ругаться или плакать?

О, если б чаще солнце!