Виктор Цой - Музыка волн, музыка ветра

А еще компания бралась устроить группе КИНО всемирное турне. Правда, вместе с японской группой SOUTHERN STARS («Южные звезды»). Они хотели, чтобы Виктор с ними выступал.

В общем, планы были грандиозные. Компания давала нам крупные деньги на фильм. У меня до сих пор хранится очень забавный телекс, который они прислали нам, пока мы с Виктором были еще в Нью-Йорке: «Виктор и Рашид! Мы готовы к сотрудничеству с вами, мы готовы вкладывать в вас деньги, как в самые молодые таланты Советского Союза». Мы тогда очень смеялись.

Я что хочу сказать — от некоторых я слышу рассуждения, что Виктор уже исчерпал свой творческий запас. Это просто спекуляция. До этого еще очень далеко было. На самом деле он только начинал разворачиваться. Разумеется, даже то, что он сделал, — огромно, и это навсегда войдет в нашу историю. Но и впереди у него были не менее интересные вещи.

Еще я помню такой момент. Однажды, еще в восемьдесят шестом, мы сидели всю ночь напролет у Марианны дома на проспекте Ветеранов и болтали. Марианна зажгла свечи, и мы беседовали о том о сем несколько часов подряд. Было уже около четырех часов ночи, как-то речь зашла о Гребенщикове, и Виктор сказал такую фразу: «Вот если бы Борис сейчас умер, он стал бы легендой». Эту фразу можно понять по-всякому. Я посмотрел на Виктора — у него слезы были на глазах. Он произнес это очень прочувствованно. В этом не было пожелания человеку чего-то дурного — напротив. То ли он что-то предчувствовал тогда? Не знаю. Опять же я не мистический человек. Но был в этом какой-то момент заклинания.

В устах Виктора эта фраза была абсолютно естественна, в этом не было никакой иронии. Просто он являлся олицетворением романтизма, он в нем жил, он был у него в крови.

В последние годы он очень замкнулся, ограничил круг друзей, практически все время проводил дома — в Москве он жил у Наташи. Иногда короткими вылазками выбирался в ресторан поужинать. А так — концерты, дом. Вот и все. Виктор очень не любил ходить по улицам, собирать вокруг себя толпу зевак, чтоб на него показывали пальцами. Это не доставляло ему удовольствия. Ему нравилась популярность как доказательство того, что он чего-то стоит.

Вообще, в нем произошла интересная перемена. Я помню, еще в Ленинграде мы с ним целыми днями тусовались, он не приходил домой, мы ночевали в каких-то странных местах и у разных людей. А потом, после встречи с Наташей, он стал очень домашний, его круг общения ограничился считанными людьми. Конечно, каждому человеку хочется иметь свой угол. Они собирались с Наташей покупать квартиру. Тут все понятно — если лет в двадцать бездомность можно сносить еще относительно спокойно, то сейчас ему было уже двадцать восемь и хотелось пожить более-менее по-человечески.

Часто о Викторе говорят — одиночка. Конечно, говорить можно по-всякому, но что касается конкретно Виктора, то он вообще не любил оставаться один. Не то чтобы он чего-то боялся, просто не мог один, и все. Кто-то все время должен быть рядом с ним. Я это не раз замечал. Цой очень не любил в гостиницах жить. Когда он приехал на съемки той же «Иглы», я ему сказал: «Вот твой гостиничный номер. Он все время будет за тобой. Пожалуйста, если тебе нужно будет уединиться, побыть одному…» Цой ни разу им не воспользовался. Он все время жил у нас. И когда говорят о Викторе, что он человек необщительный или грубый, отталкивает людей — это не так. Просто, особенно в последнее время, он общался с очень немногими, но с друзьями был замечательным, открытым человеком.

Мы могли говорить с ним о чем угодно — о кино, о музыке, о жизни вообще. Но, наверное, сутью наших разговоров, как и любого дружеского общения, было выяснение нашей правоты: «Ведь я прав, что…» — то есть мы подтверждали правоту наших взглядов на мир. Споров у нас не было. Конечно, у каждого есть индивидуальные взгляды на какие-то вещи, но мы находили всегда что-то общее, и это доставляло нам удовольствие.

Я бы еще вот что хотел добавить. Его музыка — это не только Виктор Цой, это еще и группа КИНО. Виктор сам всегда это подчеркивал. Я глубоко убежден, что КИНО не имело бы такого своего лица, если бы не было Юры Каспаряна. Звучание его гитары для меня — одно из самых любимых в советском роке. Мне кажется, что это был пример счастливейшего сотворчества. Когда я с ними познакомился, они вообще были как братишки — старший и младший. Виктор мне рассказывал, что когда он взял Каспаряна в группу, многие ему говорили: зачем ты его берешь, он ни во что не врубается! Юрик до этого тяжелый рок играл, по-моему. И все Цою говорили: у тебя же совсем другой стиль, ничего у тебя с ним не получится. А Виктор сразу в нем увидел своего человека. Это очень важно, когда люди, несмотря на всякие наговоры со стороны, видят суть и доказывают, что они правы. Я думаю, есть такие музыканты, для которых самое важное — он сам, а остальная группа может быть в любом составе. Для Виктора же группа была очень важным элементом творчества. Не мне судить, что происходило внутри, об этом вправе судить только они сами, но я считаю, что у КИНО был идеальный состав.