Виктор Цой - Музыка волн, музыка ветра

Брат, взглянув на часы, забеспокоился.

— Извини, у меня еще дела, мне пора. Позвони в конце недели. — На слове «недели» он закашлялся. Жестами показав, что говорить больше не может, он порылся в кармане, достав оттуда смятую купюру, аккуратно расправил ее и положил Ему на голову. Затем коротко пожал руку и засеменил в сторону стоянки такси. Но асфальт под ним вдруг начал проваливаться, и брат, с каждым шагом погружавшийся все глубже, в конце концов завяз окончательно. Он некоторое время рассматривал широкую спину брага, удивляясь, насколько все-таки тот представительнее выглядит, затем встал и походкой скучающего франта отправился куда глаза глядят.

— Как странно, — подумал Он, глядя на прохожих. — Ведь в голове у каждого из них есть схожий с моим мозг, кого-то мучают похожие на мои проблемы, кто-то ищет ответы на те же вопросы, кто-то, может, уже нашел.

Он напряженно вглядывался в лица, но лица были довольно одинаковые и в конце концов слились в одно большое детское лицо, в котором Он с удивлением узнал себя в возрасте двенадцати лет, каким Он был запечатлен на одной из старых фотографий. Несколько секунд Он рассматривал себя, потом слегка толкнул лицо ладонью, и оно рассыпалось на тысячу лиц, которые то улыбались, то искажались гневом, то принимали снисходительно-насмешливое выражение.

Он завернул за угол и пошел дальше; увидев обувной магазин, Он вспомнил, что Ему нужно купить ботинки. Крыльцо магазина было завалено желтыми кленовыми листьями. Безукоризненно одетый продавец с нашитой на рукаве эмблемой магазина дежурно улыбнулся, выслушал Его и, нацарапав что-то гвоздем на обнаженном запястье левой руки, исчез за прилавком.

— Может быть, эти? — с восторгом спросил продавец, поставив на прилавок картонную коробку. — Последняя модель.

Ботинки были действительно хороши. Черные, без каблука, но на плотной широкой подошве, они были усыпаны брошами и производили впечатление солидности и прочности.

— А не протекут? — строго спросил Он. — Дай-ка я проверю.

Проворно схватив один ботинок, Он побежал в другой конец помещения, где еще при входе заметил раковину и кран. Бросившийся за ним продавец споткнулся и упал на пол.

— Но там же нет воды! — взмолился продавец, протягивая к Нему руки. — Честное слово, нет воды.

— Ну нет так нет, — сказал Он. — Я беру их без проверки.

Продавец встал, потирая ушибленное колено. Он с удивлением заметил, что тот совершенно не запачкался, хотя пол в магазине был покрыт натасканным несчетным количеством ног раскисшим, грязным снегом. Он сел и, сняв свои старые туфли, связал их шнурками и, раскрутив над головой, кинул их в продавца. Туфли обмотались тому вокруг шеи, и продавец, захрипев, снова упал и, совершив несколько конвульсивных подрагиваний, вскоре затих. Он надел новые ботинки, встал и вытащил из головы запутавшуюся в волосах купюру. Затем вырвал посередине ее клок, наклонился над телом и старательно продел в образовавшуюся дырку кончик носа лежавшего. Случайно взглянув на безвольно лежавшую руку продавца, Он увидел на запястье налитые кровью буквы: «рука». Потом Он отошел на несколько шагов, осмотрел всю картину в целом и вышел.

Пройдя несколько кварталов по направлению к центру города, Он почувствовал жажду и зашел в одно из тех многочисленных маленьких кафе, которые, работая в разных режимах, обеспечивали население города кофе и бутербродами практически круглосуточно. Как Он и ожидал, в кафе почти никого не было. Единственным источником света было большое, почти от пола до потолка окно с зеленоватым стеклом. Он прошел к стойке и заказал себе кофе. Обернувшись на звук открывающейся двери, он увидел, что в кафе вошла девушка. Посмотрев по сторонам, она подошла к Нему и спросила:

— Как мне найти Его?

— Это я, — ответил Он. — А вы кто?

— Я это Она, — сказала Она. — Я люблю Его.

— Странно, — подумал Он и, разбежавшись, с разгона прыгнул в манящую зелень окна. Падая, вместе со звоном разбитого стекла Он услышал, как внутри Его зародилось новое сердце.

Вечер. На улицах стемнело. Он шел, облизывая разбитую при падении губу, и фонари делали Его тень то короткой, то какой-то немыслимо длинной. Редкие прохожие жались к стенам домов, спеша поскорее попасть к своим семьям, к уютным экранам телевизоров и удобным креслам с заботливо положенной подушкой. Вдруг Он остановился и напряженно прислушался. Где-то вдали слышался лай собак и хриплые крики: