Юрий Холин - Песочная свирель. Избранные произведения мастеров Дзэн

Все время пути, разумеется, я глядел, в основном, под ноги, но, подойдя к стенке одного из гаражей, я по какому-то наитию поднял глаза, хотя явной необходимости в этом не было. На довольно видном месте темно окрашенной поверхности стенки большими белыми буквами были начертаны несколько строк с подписью, машинально прочтя которые, я остолбенел и какое-то время стоял как вкопанный с, наверное, очень необычным выражением лица, переживая явно саторическое состояние.

Хочу немного предварить дословное изложение сего крика души следующим комментарием. В описываемом месте и близ него компактно проживающих диаспор нерусского населения не наблюдалось, поэтому пенять на смердящие завалы и порубанные сосны для приготовления шашлыков более было не на кого, кроме как…

Итак, слегка оправившись от шока после прочитанного, я снова (строка за строкой) стал медленно, включая и процесс проговаривания текста, как при чтении молитвы или мантры, читать следующее, абсолютно грамотно написанное:

Русский человек

Я, десятки лет занимавшийся различными эзотерическими практиками, ездивший на учебу и семинары в Индию и другие страны к самым знаменитым специалистам в области йоги, дзэна и т. д., имеющий в этих науках большой опыт и степени доктора и магистра, сам написавший и издавший кучу книг по данной тематике – я стоял и плакал слезами очищения, слезами мудреца, обретшего вдруг Вселенскую истину, но не за тридевять земель, а здесь, у самого своего дома, и не от великих гуру и мастеров, а от своего, к сожалению, неизвестного соплеменника – Русского человека, который в порыве благородного гнева и от чистоты своей души и сознания, будучи мужчиной явно неслабым, начертал сей вызов русским свиньям, хамовому отродью, творящему исподтишка эту пресловутую разруху.

Вот это озарение! Вот это сатори! Когда, как после стакана доброй водки, продирает тебя до самого нутра своей жизнеутверждающей естественностью, затем заставляет тихо, в теплом растекающемся блаженстве призадуматься, и вдруг ощутить взрыв великого осознавания самой сути изначального Космического света. И кто бы мог подумать, что это может случиться на восприятии контрадикции понятий – русская свинья и Русский человек!

Многое стало ясным и перестало быть обидным!

Спасибо тебе и низкий поклон, мой неизвестный учитель, и за еще одну практику в обретении моего личного опыта просветления и за идею того, что есть еще Русские люди, осознающие, что все беды и несчастья, вся радость и счастье проистекают от самого человека и творятся лишь им самим.

А это значит – будем жить, славяне!?

Или опять произойдет в нас нечто непредсказуемое, чего нельзя умом понять, но при этом опять найдутся козлы отпущения в виде нерусей, и, так называемые русские, со свинскими замашками, а?…

Ю. Х.

Коваль и Холин оклеивали объявлениями своей школы рекламные шиты и столбы города. Стоя у очередного столба и аккуратно пропитывая его клеем фальцовой кистью, Холин заметил приближающуюся фигуру университетского товарища, добившегося большого поста на служебном поприще.

Будучи хорошо осведомленным о происходящем в городе, тот был крайне удивлен, увидев Коваля и Холина за этим не очень респектабельным занятием. Он подошел к Холину с радостными объятиями и возгласом:

– Ты что, Холин, совсем сдурел, портишь столбы на виду у всей публики? Насколько мне известно, ты недавно докторскую защитил в своей Индии. Давай отойдём, почирикаем о жизни в каком-нибудь кафе.

– Нет! – отрезал Холин. – Я не могу. У меня работа.

– Да брось ты, – настаивал университетский товарищ, – какая работа столбы марать?

Холин подошел и процедил ему на ухо:

– Ты обижаешь меня своим непристойным непониманием. Я нахожусь в Седьмой Ложе Великого Ордена Пейстеров и мой долг перед Отечеством выполнить эту работу достойно и с нужным прилежанием!

– Чё? Каких Пейстеров? Масонов, что ли?

В это время Коваль, не обращая внимание на происходящее, сосредоточенно разглаживал белоснежное объявление на только что тщательно загрунтованной поверхности.

– А он что не подходит? Старых друзей не замечает? Щас я ему!