Константин Фофанов - Полное собрание стихотворений

Расцвел зеленый май. Он ехал вместе с ней

В плетеном тильбюри. Душистый сумрак парка

Пронизан был вокруг, томительно и ярко,

Прозрачным золотом полуденных лучей.

Впервые жизнь весны ему казалась полной.

Любовью светлою, надеждами богат,

Он мир благословлял, и зелени был рад.

Но ей в лицо глядел, счастливый и безмолвный;

Как удочка, поник склоненный хлыст

В ее руке, обтянутой перчаткой,-

Порой с ветвей, как бы склонясь украдкой,

Ее щеки касался свежий лист.

Вдруг на одном из поворотов сада

Раздался топот, мчалась кавалькада,

Вздымая пыль, и стройный бег коней

Перебивал звучащий говор звонко

И резвый смех: то мчались в глубь аллей

Три всадника, и с ними амазонка.

Один из них, учтиво приподняв

Лоснящийся цилиндр, смеялся Фанни взглядом

И, удержав коня, поехал с нею рядом.

“Ах, боже мой, вы здесь, опять в России,

граф”,-

Смущенно просияв, она ему сказала.

А граф на юношу прищурился сначала,

Потом, в своей руке держа ее ладонь,

Он медленно прижег на ней два поцелуя.

Меж тем, под седоком волнуясь и танцуя,

Расчесанным хвостом махал горячий конь.

“Я здесь всего три дня, и вновь уеду скоро”.

И полился родник живого разговора,

Парижского “козри” изысканный язык.

И Фанни, оживясь, как птица щебетала,

Ее влюбленный паж алел, как мак, сначала,

Потом он побледнел, нахмурился, поник,

И трепет и борьба в душе его тревожной,-

Сменилася любовь тоской ревнивых дум,

Какой он стал смешной, какой он стал ничтожный!

Уж он не друг ее, он только жалкий грум.

Граф обещал бывать у Фанни на обедах

И вечер проводить по-прежнему в беседах,

Припомнить старину, забытую в пять лет.

А юный паж ее молчал, чело нахмуря.

От ревности бледней, чем лилий внешний цвет,

Темнее, чем волна, когда кипит в ней буря,

Он молча хоронил в душе своей упрек,

Он ревности своей робел, как первой ласки,

А Фанни делала приветливые глазки

И юношу влекла в свой летний уголок,

Где за плетнем живым подстриженных акаций

Палаццо высится, сверкает чистый пруд,

Где розы ранние пестреют и цветут

Перед подножием окаменелых граций.

И вот они втроем. Весенний мрак – прозрачен.

В румяных небесах сошлась заря с зарей.

Граф ласков и шутлив, но паж влюбленный

мрачен,

А Фанни – весела… Небрежною рукой

Ей граф открыл рояль. Склоняясь к Фанни нежно,

Ой просит, чтоб она сыграла что-нибудь

Из прежнего, когда так дружно, безмятежно

Они вступали в жизнь, как на победный путь.

И Фанни, бледная, очей не поднимая,

Садится за рояль в прозрачном блеске мая.

В окне открытом упоенный сад

Задумчиво дремал в ночном покое;

К ним в комнату струили аромат

Росистые сирени и левкои.

И вот, из мрака выпорхнув стремглав,

Покинув ложе благовонных трав,

В окно влетел веселый мотылек,

И биться стал о белый потолок,

И, очертив волнообразный круг,

На пламень свечки налетел он вдруг.

Он налетел, – раздался звук глухой -

Так чикают ружейные осечки,-

И мертвым пал, обманутый мечтой,

На стеарин обтаявшейся свечки.

А музыки торжественный прилив

Всё выше рос… кипел и волновался…

Над смертью звук ликующий смеялся

И жизнь будил, надежды схоронив.

В своем углу, угрюм и одинок,

Как бурею расшатанный челнок,

Весь ревностью мучительной окован,

Весь звукам, и разбит и очарован,

Влюбленный паж томился и молчал.

И блеск свечей, все дальше уплывая,

Его очам денницу зажигал

Прекрасного, но гибельного рая…

И вот аккорд… Еще один аккорд,

И смолкло все! Как изваянье бледный,

Он все молчал, угрюм мечтой победной

И ревностью мучительною горд…

Все кончено! Яснеет небосклон.

Шатаяся, от Фанни вышел он,-

И ночь не спал: всё плакал, всё томился,

И утром, на заре, он с жизнию простился,

И с громом выстрела исчезла жизнь, как сон.

Рассеялся дымок, и вместе с синим дымом

Исчезла страсть пажа в дыму неуловимом,

Как греза бледная, как звук из-под курка,-

Развеялась любовь, развеялась тоска!

Он умер! Почему? У всех один ответ,

Мучительный, как ложь: причина – неизвестна!

Ужели юности в просторном мире тесно?

Ужели тесным дням простора в жизни нет?

И вот пришла весна… За той весной сияет

Весна, еще весна. Промчалося пять лет.

Надгробный крест подгнил, и насыпь оползает,

Где юноша зарыт, едва увидев свет.