Павел Катенин: Три романтические баллады

В селе зажитном двор широкий,
Тесовая изба,
Светлица и терём высокий,
Беленая труба.
Ни в чем не скуден дом богатый:
Ни в хлебе, ни в вине,
Ни в мягкой рухляди камчатой,
Ни в золотой казне.
Хозяин, староста округа,
Родился сиротой,
Без рода, племени и друга,
С одною нищетой.
И с нею век бы жил детина,
Но сжалился мужик:
Взял в дом, и как родного сына
Взрастил его старик.
Большая чрез село дорога;
Он постоялый двор
Держал, и с помощию бога
Нажив его был скор.
Но как от злых людей спастися?
Убогим быть — беда;
Богатым — пуще берегися
И горшего вреда.
Купцы приехали к ночлегу
Однажды ввечеру,
И рано в путь впрягли телегу
Назавтра поутру.
Недолго спорили о плате,
И со двора долой;
А сам хозяин на полате
Удавлен той порой.
Тревога в доме; с понятыми
Настигли, и нашли:
Они с пожитками своими
Хозяйские свезли.
Нет слова молвить в оправданье,
И уголовный суд
В Сибирь сослал их в наказанье,
В работу медных руд.
А старика меж тем с моленьем
Предав навек земле,
Приемыш получил с именьем
Чин старосты в селе.
Но что чины, что деньги, слава,
Когда болит душа?
Тогда ни почесть, ни забава,
Ни жизнь не хороша.
Так из последней бьется силы
Почти он десять лет;
Ни дети, ни жена не милы,
Постыл весь белый свет.
Один в лесу день целый бродит,
От встречного бежит,
Глаз напролет всю ночь не сводит
И все в окно глядит.
Особенно когда день жаркий
Потухнет в ясну ночь
И светит в небе месяц яркий, —
Он ни на миг не прочь.
Все спят; но он один садится
К косящему окну.
То засмеется, то смутится
И смотрит на луну.
Жена приметила повадки,
И страшен муж ей стал,
И не поймет она загадки,
И просит, чтоб сказал.
«Хозяин! Что не спишь ты ночи?
Иль ночь тебе долга?
И что на месяц пялишь очи,
Как будто на врага?»
— «Молчи, жена, не бабье дело
Все мужни тайны знать:
Скажи тебе — считай уж смело,
Не стерпишь не сболтать».
— «Ах, нет! вот бог тебе свидетель,
Не молвлю ни словца;
Лишь все скажи, мой благодетель,
С начала до конца».
— «Будь так — скажу во что б ни стало.
Ты помнишь старика;
Хоть на купцов сомненье мало,
Я с рук сбыл дурака».
— «Как ты!» — «Да так: то было летом,
Вот помню, как теперь.
Незадолго перед рассветом;
Стояла настежь дверь.
Вошел я в избу, на полате
Спал старый крепким сном;
Надел уж петлю, да некстати
Тронул его узлом.
Проснулся, черт, и видит: худо!
Нет в доме ни души.
„Убить меня тебе не чудо,
Пожалуй задуши.
Но помни слово: не обидит
Без казни ввек злодей;
Есть там свидетель, он увидит,
Когда здесь нет людей“.
Сказал — и указал в окошко.
Со всех я дернул сил,
Сам испугавшися немножко,
Что кем он мне грозил, —
Взглянул, а месяц тут проклятый
И смотрит на меня.
И не устанет, а десятый
Уж год с того ведь дня.
Да полно, что! Ты нем ведь, лысый!
Так не боюсь тебя;
Гляди сычом, скаль зубы крысой,
Да знай лишь про себя».
Тут староста на месяц снова
С усмешкою взглянул;
Потом, не говоря ни слова,
Улегся и заснул.
Не спит жена: ей страх и совесть
Покоя не дают.
Судьям доносит страшну повесть,
И за убийцей шлют.
В речах он сбился от боязни,
Его попутал бог,
И, не стерпевши тяжкой казни,
Под нею он издох.
Казнь божья вслед злодею рыщет;
Обманет пусть людей,
Но виноватого бог сыщет —
Вот песни склад моей.