Александр Введенский - Стихи и пьесы

<12>

А.В.: Я читаю Вересаева о Пушкине. Интересно, как противоречивы свидетельские показания даже там, где не может быть места субъективности. Это не случайные ошибки. Сомнительность, неукладываемость в наши логические рамки есть в самой жизни. И мне непонятно, как могли возникнуть фантастические, имеющие точные законы миры, совсем не похожие на настоящую жизнь. Например, заседание. Или, скажем, роман. В романе описывается жизнь, там будто бы течёт время, но оно не имеет ничего общего с настоящим, там нет смены дня и ночи, вспоминают легко чуть ли не всю жизнь, тогда как на самом деле вряд ли можно вспомнить и вчерашний день. Да и всякое вообще описание неверно. "Человек сидит, у него корабль над головой" всё же наверное правильнее, чем "человек сидит и читает книгу". Единственный правильный по своему принципу роман, это мой, но он плохо написан.

Л.Л.: Но ведь это относится ко всему искусству вообще. Разве в музыке, например, не своё время? Разница лишь в том что музыку и не считают описанием жизни, а роман считают.

А.В.: Может быть, я оптимист, но я считаю теперь, что стихи надо писать редко. Я, например, ещё до сих пор живу всё тем же стихотворением о «гортензии»; чего же мне писать новое, пока старое, так сказать, приносит проценты.

Л.Л.: Все твои теории были всегда в высшей степени практичны: они оправдывают то, что ты в данный момент делаешь.

А.В.: Я понял, чем я отличаюсь от прошлых писателей, да и вообще людей. Те говорили: жизнь — мгновение в сравнении с вечностью. Я говорю: она вообще мгновенье, даже в сравнении с мгновением.

Птицы

и всё ж бегущего орла

не удалось нам уследить

из пушек темного жерла

ворон свободных колотить

пришлось нам пришлось нам

на карточке сидеть

и вытащенным глобусом

пред зеркалом вертеть

и где бы я ни думал

и где бы я ни спал

я ничего не думал

я никого не спал

летевшую синицу

глухую как кровать

на небе как ресницу

пришлось нам оборвать

утята шили задом

казаки боком шли

зима была им адом

и Богом костыли

мы сядем в злую банку

мы поплывём к ветвям

на няньку иностранку

совпал прелестный свет

она упала птицей

как мокрый ураган

ударилась косицей

о каменный курган

приходит кладбищенский внук

как некий железный каблук

и всё рассыпается в прах

и всё рассыпается в трах

пред нами пучина

пред нами причина

где корень <���….>

где аист вещей

потом появился отец

хотел он законы рожать

и химии тусклый птенец

начал над ними жужжать

тогда приходит ягненок

съедаемый без пеленок

и проваренный осетром

за что не зовут Петром

он шепчет я русская баня

окончил свое созданье

я скупо лег и поблек

вот бред речной помолился

и будто скотина скучали

здесь времени стало два года

и дятел на дерево сел

он был как ночная природа

и бегал вол

и цвел

и будто время брел

но не был он орел

<1928>