Елена Шварц - Лоция ночи

Льется, ткется из сердца
Паутина горячая
Золотая —
Тебе никуда не деться,
И ему никуда не деться.
Из кончиков пальцев,
Из ногорук
Стальною тонкой жарой
Обовьюсь.
Я — паук
Золотой.

Пусть двух возлюбленных моих
Я затолкала в тесный стих,
Пусть даже больше было их —
Они не виноваты:
Они увидели во мне,
Как в зеркале, — брат брата.
В преступном и тайном своем содоме
Не меня они любят — кого-то кроме.
В этой жизни, где все только режет и рвет,
Пусть любовь моя их перевьет.
Перепутала я имена даже их,
Но узнала их тайное имя,
Те всё были ведь греческих светлых святых,
Ну а то — из костей серафима.

«Кому, — думал Творец,
Слепив эти сложные длинные кости, —
Отдам? На челюсти рыбе большой?
Или построю двери в собор?
Нет, повяжу с душой».
И отдал тебе — на нервический свод
Ребер — изломанный согнутый вход,
Туда, где жизнь одиноко живет
И знает — никто к ней сюда не придет,
И тихо псалом поет.
Разве только любовь скользнет,
Золотую свечу зажжет,
В стучащий молотом водоворот —
Под малиновый острый свод.

Вот она — только царапни,
Кровь уже тут — как из-под кочки болото,
По глиняным тонким сосудам
Багровое море
Разлито,
Мечтает — хрупнут скорлупою все лица,
И мы — ручейки и потоки —
Сможем разливом весенним разлиться
И слиться!
В крови — любовь,
А в кости — отрицанье любови.
Когда я, наконец, себя как кровь пойму,
Сброшу белую тьму
И соленой пальмовой ветвью
Наклонюсь ко Господу моему?

Звезда по небесам идет,
Звезда по облакам плывет
И скачет через тучи.
Она не мертвый хладный шар,
Она есть дух могучий.

Гори-свети, пылай-гори,
Клянусь я всею кровью
И всей зарытою во мне
Божественной любовью —

Что то не камень в облаках,
Бездушно в цель летящий, —
Нет, это дух, нет, это ум,
Округлый и горящий.

И больше я тебе скажу,
Раз уж такие речи,
Смотри — есть крылья у него
И луком птичьи плечи.
Отец и Сын расчленены —
Он свяжет горлом певчим.

Как кровь от сердца к голове,
В огне несет он вести.
Глаза поднявши к синеве,
Пойдем с волхвами вместе.

Он искры сыплет в высоте
Путем из света в тьмы
И шепчет, плачет в пустоте:
«Я, Ты, они и мы, —
Все перепутав и поняв: —
Сон, Ягве, Элохим и яд».
Он знает — будет в темноте
В раскрылья он распят.
Он молнией ли шаровой,
Невидимым ли током
Летит над нашей головой
Всегда, всегда с Востока.

Слова рожали.
Кто бы мог
Подумать: каждый слог,
Союз какой-нибудь, предлог…
И жемчугом дрожали.
Каждая буква кровью налилась,
Забилась, жерлом в себя провалилась.
Как почка, вскрылось буквотело,
Червячками полезли мужчиноженщины
Из каждой зияющей трещины —
И в тартарары их толпа полетела.
Стихотворенье лежало
Мертвой роженицей
В луже кровавой.
И я, как бледный отец,
Поняла наконец —
Что было моею забавой.

Под языком у жизни жало —
Сначала будто все ласкала,
Потом колола и кусала,
Кровавым ядом напитала,
И ядовитою я стала.
И вот сижу я бритой нищей,
Что деточек своих пожрала,
На гноище, на пепелище
О корочке всех умоляла.
А темной ночью из подвала
Червонец красный доставала
И то плевала, то сосала,
То плакала, то целовала,
То снова в землю зарывала.

Так что же это там у ней?
Душа? Талант? Любовь?
Иль чья-то спекшаяся кровь?
Она как жизнь — Кощей,
Та тоже что-то прячет в нас,
Или от нас, скорей.
Ах что? Да голубой алмаз,
В нем горсточку червей.

Деревья свечи все зажгли
И машут головами,
И лес мерцает и дрожит,
Марии он принадлежит —
Весь с хладными зверями.
В тот миг, как било Рождество,
Их души вышли из оков
И время, вывихнувшись чуть,
Скрепясь, пустилось в путь.
И древо ловкое одно
Выходит из ворот
И по сугробам прыг да скок
С зажженною свечой,
И в горний Вифлеем бредет —
За ним бы нам с тобой!
Волхвом, царем оно идет,
Живой горящей лирой
И мой браслет в корнях несет,
В стволе — вино и мирру.