Луиш де Камоэнс - Лузиады

Поверь же, что бессовестным обманом
Свое не стал бы имя я порочить.
Сюда я прибыл, словно гость незваный,
Не для того, чтоб нагло вас морочить.
А ныне снова к морю-океану
Хочу с любовью обратить я очи.
Поверь, пиратством я не промышляю,
Себе добра чужого не желаю.

И если ты на веру принимаешь
Мои слова, мольбы и обещанья
И нам добра по совести желаешь,
То прекрати ненужные терзанья.
Ты разумом, конечно, понимаешь:
Пришла для нас минута расставанья,
И сделай так, чтоб мы без промедленья
Покинули сейчас твои владенья".

Король внимал безмолвно этой речи
И к Гаме уваженьем проникался.
В его отваге и чистосердечье
Все более властитель убеждался.
Он вспомнил прорицателей зловещих
И понял, что во многом ошибался,
Когда отдал отчизну под начало
Бесчестных и свирепых Катуалов.

Немалые предвидел он доходы
От будущих торговых соглашений
И думал, что великие заботы
Он мог бы снять с себя без спасенья.
Он Гаме разрешил вернуться к флоту
И дал потомкам Луза дозволенье,
Коль будет их желанье, на базаре
На пряности сменять свои товары.

И, заручившись этим обещаньем,
Достойный капитан приободрился.
Простившись с властелином чужестранным,
Немедля к Катуалу обратился.
Чтоб плыть к своей армаде богоданной,
Он срочно лодку раздобыть стремился,
Издельями надеясь португалов
Затмить красу восточного базара.

Но Катуал, исчадье негодяев,
Решил чинить препоны капитану.
В плену героя удержать желая,
Избрал он путь насилья и обмана.
Увлек его на пристань, обещая
Ладью искать пришельцу невозбранно,
А сам спешил от царских взоров скрыться,
Чтоб над достойным Гамой поглумиться.

Потом сказал, что гостя дорогого
Он задержать намерен до рассвета,
А на заре - ив том дает он слово
Он Саморина выполнит заветы.
Но распознал премудрый Гама снова
Все хитрости потомков Магомета
И понял, что дальнейшие терзанья
Ему опять готовят мусульмане.

И вправду - Катуал тогда являлся
Правителем державы Саморина.
Король ему великий доверялся,
И это знали злые сарацины.
Их наговорам Катуал поддался,
Не ведая о злобе их старинной.
В их заговоре принял он участье
И маврам помогал своею властью.

Но, с твердостью решив вернуться к флоту,
Правителю наш Гама повторял,
Что предоставил полную свободу
Ему мягкосердечный Перимал,
С тем, чтоб изделья своего народа
На берег он с армады отослал.
Он говорил, что короля приказы
Должны безмолвно выполняться сразу.

Напрасно он взывал; уже правитель
Мечтою кровожадною томился.
Как гнусный лихоимец и грабитель,
Он погубить великий флот стремился.
Презренных мавров тайный покровитель
Спалить в огне гостей безвинных тщился,
Чтоб память о великом, славном деле
До Лузовой страны не долетела.

Да, этого хотели мусульмане,
Надеясь, что за смертью мореходов
Их государь состарится в рыданьях,
Забыв и думать об индийских водах.
Но капитан, тревогой обуянный,
Хотел отплыть к покинутому флоту,
И требовал он лодку - но напрасно:
Неумолим был Катуал злосчастный.

Он с наглою ухмылкой заявил,
Что Гама поступил как вор презренный,
Когда бы другом он индийцам был,
То флот привел бы в гавань непременно,
Нет, не случайно он армаду скрыл,
Он злобою был движим откровенной,
А если нет - пусть шлет распоряженье,
Чтоб в гавань флот вошел без спасенья.

Тут понял славный Гама, что недаром
Флот к берегам правитель приглашает,
Что гибелью, разбоем и пожаром
Такое приглашенье угрожает.
Узрел воочью мореход бывалый,
Что смерть над ним, как туча, нависает,
Он тысячи опасностей страшился
И лишь на волю вырваться стремился.

И мысль его тревожная блуждала,
Как солнца луч, что зеркалом игривым
Бездумно отражается, бывало,
И по стене блуждает шаловливо.
А та рука, что вдаль его послала,
Шутя, все ищет солнца переливы,
И луч дрожит, и мечется, и бьется,
Пока рука-шалунья не уймется.

И, думам неустанным предаваясь,
Вдруг вспомнил Гама, что Куэлью славный
На шлюпке капитана дожидался,
Долг выполняя честно и исправно.
За преданного друга опасаясь,
Везде с коварством сталкиваясь явным,
Наш Гама, ловко обойдя преграды,
Смог отослать Куэлью на армаду.