Луиш де Камоэнс - Лузиады

Ему давно уж Парки предсказали,
Что с Пиренейских гор придут народы,
Что подчинят себе Востока дали
И покорят морей полдневных воды.
Настанет и для Вакха час печали,
И под родным низейским небосклоном
О нем забудут люди преспокойно,
Найдя ему преемников достойных.

Как он скорбел, что в вышину Парнаса
Ему поныне гимна не сложили!
О португальцах доблестных рассказы
Всегда на Вакха ужас наводили.
Ему казалось: от людского глаза
В реку забвенья бег свой устремили
Его победы в Индии, померкнув
Пред славой Луза, гордой и безмерной.

Но их взяла Венера под защиту,
Наследниками римлян их считая,
Любя их нрав, отважный и открытый,
Победы их в Танжере вспоминая.
Мечтою к временам полузабытым
Влеклась богиня, с радостью внимая
Их языку - подпорченной латыни,
Будившей память в ней о днях старинных.

Открыли Парки радостной Цитере,
Что там, где племя Луза воцарится,
Ей будут фимиам курить без меры
И власть любви великой утвердится.
В слова провидиц не теряя веры,
Два бога не могли договориться.
Жестокий спор они не прекращали
И прочих небожителей смущали.

Когда Астрей или Борей гневливый
К земле деревьев кроны пригибают
И в яростном, неистовом порыве
Побеги неокрепшие ломают,
Дрожат листочки бедные пугливо,
От страха горы грозные рыдают.
Такой же шум и средь богов поднялся
И в вышине Олимпа раздавался.

Великий Марс, воитель прирожденный,
Пустился с жаром защищать Киприду,
То ль давней страстью снова вдохновленный,
То ль взять желая под свою эгиду
Народ, умом и силой наделенный.
И, преисполнясь за сестру обидой,
Отбросив щит, Марс в полный рост поднялся
И в спор богов стремительно ввязался.

Подняв с лица прекрасного забрало,
Сияя лучезарною бронею,
Свой жезл алмазный с силой небывалой
Он в твердь вонзил земную пред собою,
Земля в немом испуге задрожала,
И небо сотряслося голубое.
Так испугался Феб, вблизи сидящий,
Что потускнел венец его блестящий.

И Марс изрек: "Властитель наш державный,
Которому покорно все в подлунной,
Спаси народ бестрепетный и славный,
Что путь к востоку пролагает бурно,
И веры не давай наветам явным.
Нельзя, чтоб здесь, вблизи небес лазурных,
Безвинно португальцев бы чернили
И путь бы им коварно преградили.

Вакх, одержимый умопомраченьем,
На них проклятье в страхе призывает,
Забыв, что это племя по рожденью
К его родне любимой причисляют.
Дни прежней дружбы он предал забвенью
И Луза ныне помнить не желает.
Но я уверен: гордый Вакх смирится
И снова справедливость воцарится.

А ты, властитель мира прирожденный,
Благослови великое дерзанье,
Удел бессильных, разума лишенных,
Вдруг отступать от славных начинаний.
Меркурий, твой глашатай искушенный,
Подвижный, как Зефира колебанье,
Пусть берег долгожданный им укажет,
Где им дорогу в Индию подскажут".

Кивком главы Олимпа повелитель
С воителем бесстрашным согласился.
И, взором обведя свою обитель,
С бессмертными он ласково простился.
И как исчез божественный властитель,
Так Млечный Путь сияньем озарился.
Чредой согласной восходили боги,
Спеша вернуться в горние чертоги.

Покуда шел богов совет высокий,
На коем лузитан судьбу вершили,
Они уже продвинулись далеко
И к побережью Африки подплыли.
И, обогнув ее с юго-востока,
В пролив близ Мозамбика заходили.
И жгучее их солнце опаляло,
Под знаком Рыб в те дни оно сияло.

Так нежно ветры паруса вздымали,
Как будто небо их о том молило,
И воды безмятежны пребывали,
Ничто ни шквал, ни бурю не сулило,
Мыс Прассу лузитане миновали,
И ласковое море им открыло
Цепь островов, неведомых им ране,
Разбросанных в бескрайнем океане.

Но Васко, многомудрый капитан,
Обласканный Фортуной прихотливой,
Боясь попасть к безлюдным берегам,
Хотел промчаться мимо торопливо.
И каравелл прекрасных караван
Прочь по волнам стремился горделиво,
Но вдруг помедлил капитан в сомненье
И вскоре изменил свое решенье.

Внезапно среди моря появились
Челнов подвижных легкие ветрила
И в сторону пришельцев устремились,
Гонимые неведомою силой,
Тут португальцы вмиг приободрились,
Всех сразу любопытство охватило:
Какие племена здесь обитают,
Каким богам на верность присягают?