Александр Твардовский: За далью — даль

Так путь воде закрыл завал.
И оператор с киновышки
Хватился поздно —
Кадр пропал.

И знать, для сходного конфуза,
На верхотуре выбрав пост,
Отваги полный, член Союза
Художников сидел, как дрозд.

Высоким долгом, не корыстью,
Он в эти движим был часы —
У Ангары своею кистью
Перехватить ее красы.

Но жалок был набросок смутный,
Не поспевала кисть вослед
Реке, менявшей поминутно
Своей волны летучий цвет…

И я над кипенью студеной,
В числе растроганных зевак,
Стоял, глазел, как пригвожденный…

Начальник подошел.
— Ну, как?
Поэма будет? Чем не тема! —
И я, понятно, не простак,
Ответил:
— Вот она, поэма! —
Он усмехнулся:
— Так-то так…

Под нами шла река, стихая.
Мы понимали — он и я:
Поэма, верно, неплохая,
Да жаль: покамест — не твоя…

Тем часом мост махал флажками.
Не остывая, длился бой.
Вслед за кубами — сундуками
Пошел в отгрузку дикий камень,
Бетонный лом, кирпичный бой…

Уже бульдозеры, направив
На перемычку лемеха,
Пошли пахать песок и гравий,
На ней сближая берега.

Уже слабел напор в запруде.
Но день тревожен был и труден,
Дождем грозился тяжкий зной.
Как на лугу, спешили люди,
С последней справиться копной.

Курил начальник, глядя в воду,
Предвестьем скрытно удручен.
Он знал, что не бюро погоды,
Нет, и за дождь ответит он.

Седой крепыш, майор запаса,
По мерке выверенной сшит,
Он груз и нынешнего часа
Нес, как солдату надлежит.

Мол, тяжелей — как без привычки,
А наше дело — не впервой.

И в гром работ на перемычке
Ворвался праздный, гулевой
Гром сверху.

Капли забренчали
По опорожненным бортам…
— Ну, хлопцы, не было печали.
Держись!.. —
И все держались там.

Закиселилась, как трясина,
На съезде глинистая грязь…

Свалив свой груз, одна машина
Вдруг задом, задом подалась
К воде.
Мотор завыл натужно…

— Ребята! — вскрикнул бригадир.
Вцепились. —
Раз — два!
Взяли!
Дружно! —
В боях испытанный буксир.

Вздохнули все, расправив спины.
Не веря сам, что он живой,
Водитель вылез из кабины,
Как из-под крышки гробовой,
И огляделся виновато.

Тут смех и ругань:
— Эх, тулуп! —
И вывод, может, грубоватый:
— Механизация, ребята,
Проходит тот же через пуп…

И все веселыми глазами —
И пожилые и юнцы —
Блестели, хоть и не сказали
Тех слов:
«А что — не молодцы?»

Короткой сверзившись напастью
Дождь оторвался от земли.
И в вечер сумерки ненастья
И в ночь без грани перешли…

Победа шла с рассветом ранним,
Облитым с ночи тем дождем.
Река еще текла в проране,
Но тихо было под мостом.

Теперь она была похожа
На мелкий в каменистом ложе
Разгон теряющий поток.
Потом —
На горный ручеек,
Что мог перешагнуть прохожий,
Не замочив, пожалуй, ног.

Осталось двум бульдозеристам
Завалов влажным и зернистым
Угомонить и тот ручей,
Что был меж них чертой ничьей.

Лицом к лицу — попеременно —
То задний ход,
То вновь вперед…
На них двоих уже вся смена
Глядела — кто же перейдет.

Сближая гравий планировки,
Вели тот спор между собой
Один — в заношенной спецовке,
Другой — в тельняшке голубой.

Ждала, глядела, замирая,
Вся смена, сбившись на мосту,
Тому и этому желая
Скорее выйти за черту.

Был налицо их пыл горячий:
Кому открыть по гребле путь.
Но с виду — словно той задачей
Не озабочены ничуть.

Пошел, пошел по самой бровке
Тот, что в тельняшке. Заспешил.
Затор!
И первенство — спецовке.
И оба спрыгнули с машин.

Да, это видеть было надо,
Как руку встретила рука.
Как будто, смяв войска блокады,
Встречались братские войска.
Двух встречных армий
Два солдата —
Друг другу руки жмут ребята.
Аплодисментов добрый град
Затихнул.
Щелкнул аппарат…

Что дальше делать — вот задача.
Вдруг кто-то в голос —
сверху —
вниз:

— Целуйтесь, черти! —
Чуть не плача,
Вскричал.
И хлопцы обнялись.

Минула памятная веха,
Оставлен сзади перевал.
И тут уже пошла потеха, —
Я сам кого-то обнимал…