Александр Тиняков (Одинокий) - Стихотворения

Серый день встает над миром,
День мученья и хулы…
Я один с моим вампиром
В царстве боли, в царстве мглы.

Кожу черепа сердитый
Прокусил мне тарантул
И свирепый, ядовитый
К мозгу моему прильнул.

Он мохнатый, он шершавый,
Он под черепом растет,
Он поит меня отравой,
Точит кости, кровь сосет.

Безотходен, безотвязен
Этот жалящий вампир,
И разрушен, безобразен –
И лежит в обломках мир.

Неба тускло, небо пусто,
Неба нет и Бога нет:
Тарантулу жизнь-Локуста
Приготовила обед.

Зимний день идет к могиле,
Спотыкаясь, как старик,
Под покровом снежной пыли
Укрывая скорбный лик.

Каждый час, рожденный скукой,
Умерщвляется тоской,
И – как сердце пред разлукой, –
Плачет ветер ледяной.

Полускрыв лицо вуалем,
Ранних сумерек рука
Отдает себя печалям,
Тьму зовет издалека.
Полон боли и загадок,
Словно взор усталых глаз,
Грустен, длителен и сладок
Этих сумерек рассказ.

В нем бессилье примиренья
И о тайне тихий вздох,
В нем покорное прощенье
И забвение тревог!

Люблю бродить я по предместью,
Люблю его притонов гам,
Где пьяный ножик дружен с местью,
Где вор – король по вечерам.

На бюст гулящей девки нежно
Свет газа льется голубой,
И шулер картами небрежно
Играет быстрою рукой.

Несут графины, блещет пиво,
Звенит уроненный стакан,
И плачет горько и тоскливо
С мотива сбившийся орган.

А за окном, в осеннем мраке
Шумят и стонут дерева,
И – заведя скандал, – гуляки
Кричат похабные слова.

Кричит мне хрипло проститутка:
«Эй, кавалер! Спины не горбь!»
Но мне от слов разгульных жутко,
Я слышу в них больную скорбь.

Как иней, пудра ей на шею,
На грудь и щеки налегла,
И сутенер следит за нею
Грозящим взглядом из угла…

В темных, укромных углах по чуланам
Жизнью свирепой живут Пауки;
Мозг их пропитан кровавым туманом,
Жадно и злобно горят их зрачки.

Самка, любовь натешась досыта,
Хилое, щуплое тело самца
Ядом отравит и после сердито
Высосет кровь из него до конца.

В черные, длинноморозные зимы,
Мертвую муку дотла растерзав,
Жирные гады висят недвижимы,
Цепкие лапы под брюхо поджав.

Снятся им долгою зимнею ночью
Сладкие сны о минувшей Весне,
Снятся им тел окровавленных клочья,
Снится, что возле снуют по стене

Теплою кровью налитые твари,
В сеть роковую попавшись, жужжат, –
И Пауки в сладострастном угаре
Лапами тихо во сне шевелят.

Вьюжная полночь над миром гуляет,
Месяц – сквозь облако – смотрит в чулан,
Где в паучиных мозгах расцветает
Жуткая греза о сладости ран…

Среди полей, пустых и хмурых,
Осенним долгим вечерком,
Под шум унылый листьев бурых
Я вспоминаю о былом.

Мне снова видится столица,
Вечерний шумный тротуар,
Мелькают, словно в пляске, лица
И силуэты нежных пар.

Тебе сулят все счастье мира
Зрачки блестящих женских глаз,
Но там, над вывеской трактира,
Еще пленительнее газ.

Так скрипок девственных рыданье,
И яркий блеск бумажных роз,
И вызывающий желанья
Густой и пламенный шартрёз.

Люблю я рюмок звон хрустальный,
И жаркий спор, и соль острот,
Люблю, когда струей кристальной
В бокал шампанское течет!

Люблю я ломтиками дыни
Язык горящий охлаждать
И сквозь туман табачный, синий
Друзей улыбки различать.

Но вот пустеет зала. Поздно.
Выходим мы в холодный мрак…
И непорочна, и морозна
Встречает ночь толпу гуляк.

Как челн по морю, мчатся сани,
Мелькает сонных улиц ряд,
И, словно призраки в тумане,
Деревья в инее стоят.

Я вступил в половое общение
С похотливою, жирной старухой,
И – привязан к ней крепкой присухой,
Не питаю к себе отвращения.