Уильям Блейк - Стихотворения

Ищут наугад,
Плачут и кричат.
Семь печальных дне»
Они в разлуке с ней.

Семь ночей подряд
Во тьме пустынной с
В тех местах глухих
Сон морочит их.

Будто слабый крик
В душу к ним проник
Лика голодна,
Измучена, бледна.

Истомилась мать
И не в силах встать.
Муж помог жене
В безлюдной той стране.

Немощную нес,
Ослабев от слез,
Шел едва-едва.
Вдруг он видит льва.

Гривой лев трясет.
Слабых кто спасет?
Перед грозным львом
Падают ничком.

Зверь обнюхал их
И, вздохнув, притих.
Нет, не растерзал, —
Руки облизал.

Подняли глаза.
Минула гроза.
Дух глазам предстал,
Золотом блистал.

В золотой броне,
Словно весь в огне.
Волосы до плеч.
Царственная речь:

— Следуйте за мной
В мой чертог земной.
Лика ваша в нем
Спит глубоким сном.

В заповедный грот
Видение ведет.
Спать среди зверей
Девочке теплей.

Там живут они
До сих пор одни,
Не страшась волков
И свирепых львов.

A little black thing among the snow,
Crying ' 'weep! 'weep!' in notes of woe!
' Where are thy father and mother, say?'—
'They are both gone up to the Church to pray.

'Because I was happy upon the heath,
And smil'd among the winter's snow,
They clothed me in the clothes of death,
And taught me to sing the notes of woe.

'And because I am happy and dance and sing,
They think they have done me no injury,
And are gone to praise God and His Priest and King,
Who make up a Heaven of our misery.'

Весь в саже на белом снегу он маячит.
«Почищу! Почищу!» — кричит, словно плачет.
«Куда подевались отец твой и мать?»
«Ушли они в церковь псалмы распевать.

Затем, что я пел по весне, словно птица,
и был даже в зимнюю пору счастлив,
Заставили в саван меня обрядиться
и петь научили на грустный мотив.

Затем, что я снова пляшу и пою,
Спокойно родители в церковь ушли
и молятся Богу, Святым, Королю,
Что Небо на наших слезах возвели».

Малыш чумазый, — в метель, в мороз, —
На гребне крыши ослеп от слез.
— Куда ушли вы, отец и мать?
— Молиться Богу, спасенья ждать.

— Не унывал я июльским днем,
Не горевал я в метель, в мороз.
Мне сшили саван вы, мать с отцом,
На гребне крыши, в юдоли слез.

Не унываю — пляшу, пою, —
а вы и рады: работа впрок.
Весь день на небе — да не в раю.
В раю — священник, король и Бог.

When the voices of children are heard on the green
And whisp'rings are in the dale,
The days of my youth rise fresh in my mind,
My face turns green and pale.

Then come home, my children, the sun is gone down,
And the dews of night arise;
Your spring and your day are wasted in play,
And your winter and night in disguise.

Когда, играя, дети шумят
На весеннем звонком лугу,
я вспоминаю юность свою
и горечь унять не могу.

Пора по домам, скоро закат,
и луг роса остудит!
Как славно играть все дни и не знать
Ни зимы, ни тьмы впереди!

Когда детвора резвится с утра
и слышится шепот в тени,
Как больно мне вспоминать в тишине
Мои минувшие дни!

Пора возвращаться домой, детвора!
На закате роса холодна.
Затянулась игра, и узнать вам пора,
Как зима ледяная темна.

О Rose, thou art sick!
The invisible worm,
That flies in the night,
In the howling storm,

Has found out thy bed
Of crimson joy;
And his dark secret love
Does thy life destroy.

О Роза, ты чахнешь! —
Окутанный тьмой
Червь, реющий в бездне,
Где буря и вой,

Пунцовое лоно
Твое разоряет
И черной любовью,
Незримый, терзает.