Владислав Ходасевич - Собрание стихов

Вот лестница с узором Поломанных перил уходит в небо, И, обрываясь, верхняя площадка Мне кажется трибуною высокой. Но нет на ней оратора. - А в небе Уже горит вечерняя звезда, Водительница гордого раздумья.

Да, хорошо ты, время. Хорошо Вдохнуть от твоего ужасного простора. К чему таиться? Сердце человечье Играет, как проснувшийся младенец, Когда война, иль мор, или мятеж Вдруг налетят и землю сотрясают; Тут разверзаются, как небо, времена И человек душой неутолимой Бросается в желанную пучину.

Как птица в воздухе, как рыба в океане, Как скользкий червь в сырых пластах земли, Как саламандра в пламени - так человек Во времени. Кочевник полудикий, По смене лун, по очеркам созвездий Уже он силится измерить эту бездну И в письменах неопытных заносит События, как острова на карте... Но сын отца сменяет. Грады, царства, Законы, истины - преходят. Человеку Ломать и строить - равная услада: Он изобрел историю - он счастлив! И с ужасом, и с тайным сладострастьем Следит безумец, как между минувшим И будущим, подобно ясной влаге, Сквозь пальцы уходящей, - непрерывно Жизнь утекает. И трепещет сердце, Как легкий флаг на мачте корабельной, Между воспоминаньем и надеждой Сей памятью о будущем...

Но вот Шуршат шаги. Горбатая старуха С большим кулем. Морщинистой рукой Она со стен сдирает паклю, дранки Выдергивает. Молча подхожу И помогаю ей, и мы в согласьи добром Работаем для времени. Темнеет, Из-за стены встает зеленый месяц, И слабый свет его, как струйка, льется По кафелям обрушившейся печи.

1919-1920

СТАНСЫ

Уж волосы седые на висках

Я прядью черной прикрываю, И замирает сердце, как в тисках,

От лишнего стакана чаю.

Уж тяжелы мне долгие труды,

И не таят очарованья Ни знаний слишком пряные плоды,

Ни женщин душные лобзанья.

С холодностью взираю я теперь

На скуку славы предстоящей... Зато слова: цветок, ребенок, зверь

Приходят на уста все чаще.

Рассеянно я слушаю порой

Поэтов праздные бряцанья, По душу полнит сладкой полнотой

Зерна немое прорастанье.

1918

АНЮТЕ

На спичечной коробке Смотри-ка - славный вид: Кораблик трехмачтовый Не двигаясь бежит.

Не разглядишь, а верно Команда есть на нем, И в тесном трюме, в бочках, Изюм, корица, ром.

И есть на нем, конечно, Отважный капитан, Который видел много Непостижимых стран.

И верно - есть матросик, Что мастер песни петь И любит ночью звездной На небеса глядеть...

И я, в руке Господней, Здесь, на Его земле, Точь-в-точь как тот матросик На этом корабле.

Вот и сейчас, быть может, В каюте кормовой В окошечко глядит он И видит - нас с тобой.

1918

x x x

И весело, и тяжело Нести дряхлеющее тело. Что буйствовало и цвело, Теперь набухло и дозрело.

И кровь по жилам не спешит, И руки повисают сами. Так яблонь осенью стоит, Отягощенная плодами,

И не постигнуть юным, вам, Всей нежности неодолимой, С какою хочется ветвям Коснуться вновь земли родимой.

1920

БЕЗ СЛОВ

Ты показала мне без слов, Как вышел хорошо и чисто Тобою проведенный шов По краю белого батиста.

А я подумал: жизнь моя, Как нить, за Божьими перстами По легкой ткани бытия Бежит такими же стежками.

То виден, то сокрыт стежок, То в жизнь, то в смерть перебегая... И, улыбаясь, твой платок Перевернул я, дорогая.

1918

ХЛЕБЫ

Слепящий свет сегодня в кухне нашей. В переднике, осыпана мукой, Всех Сандрильон и всех Миньон ты краше

Бесхитростной красой.

Вокруг тебя, заботливы и зримы, С вязанкой дров, с кувшином молока, Роняя перья крыл, хлопочут херувимы...

Сквозь облака

Прорвался свет, и по кастрюлям медным Пучками стрел бьют желтые лучи. При свете дня подобен розам бледным

Огонь в печи.

И эти струи будущего хлеба Сливая в звонкий глиняный сосуд, Клянется ангел нам, что истинны, как небо,

Земля, любовь и труд.

1918

ВЛАДИСЛАВ ХОДАСЕВИЧ

ТЯЖЕЛАЯ ЛИРА

МУЗЫКА

Всю ночь мела метель, но утро ясно. Еще воскресная по телу бродит лень, У Благовещенья на Бережках обедня Еще не отошла. Я выхожу во двор. Как мало все: и домик, и дымок, Завившийся над крышей! Сребророзов Морозный пар. Столпы его восходят Из-за домов под самый купол неба, Как будто крылья ангелов гигантских. И маленьким таким вдруг оказался Дородный мой сосед, Сергей Иваныч. Он в полушубке, в валенках. Дрова Вокруг него раскиданы по снегу. Обеими руками, напрягаясь, Тяжелый свой колун над головою Заносит он, но - тук! тук! тук!- не громко Звучат удары: небо, снег и холод Звук поглощают... "С праздником, сосед". "А, здравствуйте!" Я тоже расставляю Свои дрова. Он - тук! Я - тук! Но вскоре Надоедает мне колоть, я выпрямляюсь И говорю: "Постойте-ка минутку, Как будто музыка?" Сергей Иваныч Перестает работать, голову слегка Приподымает, ничего не слышит, Но слушает старательно... "Должно быть, Вам показалось", - говорит он. "Что вы, Да вы прислушайтесь. Так ясно слышно!" Он слушает опять: "Ну, может быть Военного хоронят? Только что-то Мне не слыхать". Но я не унимаюсь: "Помилуйте, теперь совсем уж ясно. И музыка идет как будто сверху. Виолончель... и арфы, может быть... Вот хорошо играют! Не стучите". И бедный мой Сергей Иваныч снова Перестает колоть. Он ничего не слышит, Но мне мешать не хочет и досады Старается не выказать. Забавно: Стоит он посреди двора, боясь нарушить Неслышную симфонию. И жалко Мне наконец становится его. Я объявляю: "Кончилось". Мы снопа За топоры беремся. Тук! Тук! Тук!.. А небо Такое же высокое, и так же В нем ангелы пернатые сияют.