Сергей Денисенко: Только волны за кормой, только—чаечки...

«…Плакал в кубрике матрос,
словно в спаленке.
Ростом батьку перерос,
а как маленький!..»

…Помню, Омск сходил с ума:
шёл новаторский
праздник «Омская зима»
литераторский.

На большой лит. праздник-бал
(к чёрту хвoрости!)
и Озолин приезжал
в бывший гoрод свой.

Сам — хозяин, а — как гость
(«Где отметиться?»)…
…Мне с Вильямом довелось
близко встретиться.

Перед публикой в те дни —
с чьей указочки? —
выступал я вместе с ним
в одной «связочке».

(Я к тому, кто всё решал —
пусть «за давностью» —
и «указочку» держал, —
с благодарностью!)

А в душе — как «от винта»:
намозолено —
детство, юность, «Капитан»
В. Озолина.

Мне тот стих когда-то был
всех полезнее:
я ведь в нём почуял смысл,
смысл Поэзии!

Стало ясно дураку
(раньше — пo фигу):
смысл — не слово «гнать» в строку, —

Мысли — в строфику!

И шептал в тиши ночной,
как в отчаянье:

«Месяц шёл уже седьмой,
как отчалили…»[2] 2. Начальные строки стихотворения В. Озолина «Капитан». Здесь и далее строчки из этого стихотворения выделены курсивом.

…Я отвлёкся от «Зимы».
Кульминация:
выступаем в «связке» мы —
сплошь овация!

Эх, вернуть бы «статус кво»!..
Он — уверенный,
статный, рослый, взгляд — насквозь,
лик — обветренный.

А потом, вне суеты
и непафосно,
говорит: «Давай «на ты»!
Кровь однa у нас!..»

У меня ж — «щелчок» внутри,
голос врoде как:
мол, «меж нами — двадцать три
года-гoдика».

Как взлетел Вильям седым
буревестником!..
В общем, так Вильям моим
стал ровесником.

А на ужин — коньяка
вместе с сaлом мы!..
Свою книжку «Год Быка»
подписaл он мне.

…Шёл по Омску — «в доску свой»!
Но запомнилось,
чтo в глазах-очах его
грустью полнилось:

«Нет, не дал ты мне пропaсть,
«город-каторга»,
хоть и был порой — как пасть
аллигатора.

Жаль, вопрос, что плавит мозг,
все профукали:
кто ты, что ты, город Омск?
Счастье, мyка ли?..»

( …Струн гитарных перезвон —
словно радуга.
Стынут записи его
в фондах радио…)

…Ветром книжку «повело»
(листы — веером),
что написана светло
Сашей Лейфером;

адресованная — нам,
тем, кто мается
(книжка просто — «Мой Вильям»—
называется).

Точки боли на душе —
как заплаточки…
Двадцать первый век — уже
на «девяточке».

В послепраздничный бокал —
слов падение.
Год — ноль девять… Год Быка…
Совпадение…

Но тревoжным слово «там»

стало будто бы…

«Просыпался капитан,
глаза-буковки…»

Громко чайки поутру
хороводятся!
…Авторучка дрогнет вдруг —
и выводится

хореической строфой
(а не ямбом) клич:
«Как ты там , наш дорогой
Вильям Янович?

Там
немереных трудов —
тоже вoз, поди?

Там , где Толя Кобенков,
Солнцев… Господи!..»

И Вильяма голос-гром
слышу истовый:

«Ты тоской себя не гробь!

Небо — чистое!..
Так что ты, браток, держись,
гляди весело!
Не такие, брат, моржи
усы весили!..»

… «Эх, всё будет хорошо!» —
стонут чаечки.
…Год двенадцатый пошёл,
как отчaлил ты…