Мария Вега - Ночной корабль - Стихотворения и письма

Вот и Мария Вега без этого имени, я теперь знаю точно, русская поэзия неполна. На ее небе Мария Вега – одна из самых ярких и крупных звезд. Но… повторяю, ровно двадцать восемь лет своей жизни я об этом и не подозревала. В то время в 1968 году – я была аспиранткой московского Литературного института им А. М. Горького и усердно трудилась над диссертацией на тему «Пейзаж в русской советской поэзии. Двадцатые-тридцатые годы». Пейзаж… тема, казалось бы, сугубо мирная. Но уже тогда, работая в спецхране Ленинки, я убедилась, что ромашки, васильки, рассветы и закаты, как это ни странно, приводили многих и многих замечательных лириков – Сергея Клычкова, например, да и всех поэтов «есенинского окружения» – в лагерь, за решетку, а то и под пулю. Переписывая от руки щемящие лирические стихотворения этих погребенных в спецхранах страдальцев, я сокрушенно думала: «Сколько же в истории нашей поэзии "белых пятен"! Хватит ли жизни на то, чтобы всё возродить, восполнить, вернуть людям?»

Так же от руки переписывались и стихи Николая Гумилева, Осипа Мандельштама и многих-многих других потаенных, отнятых у читателя. Сам летописец Пимен, пожалуй, одобрил бы то усердие, с которым я переписывала всё это – день за днем, год за годом… Это была, так сказать, невидимая часть моей работы. Но была и видимая – я в то время активно печаталась как критик, статьи и рецензии мои касались в основном проблем поэзии. Печаталась я и как поэт, но, известное дело, стихи еще никогда никого не прокормили, статьи – другое дело, и я неуклонно, как пчела на луг, наведывалась в редакции.

Как-то однажды мне заказали в журнале «Родина» статью к какому-то юбилею. И вот я в Харитоньевском переулке, в старинном особняке, где располагался тогда Комитет по связям с соотечественниками за рубежом. В особняке этом я впервые, и он мне очень нравится. В ожидании гранок сижу в уютной приемной, перелистывая подшивку редакционных журналов. Машинально пробегаю глазами что-то рифмованное – авторы, как говорится, неумелы, но искренни… И вдруг в номере первом за 1965 год – большая стихотворная подборка и незнакомое имя: Мария Вега. Стала читать – и сразу стало понятно: нет, это уже не просто стихи, а сама поэзия! Какой чистый, щемящий лиризм:

Как «запретили»? Можно ли запретить вспоминать о матери? Какая горькая и прекрасная судьба – за этими скупыми строками:

А какой сказкой повеяло от этого, вынесенного из детства впечатления:

Я вся еще была на этом чердаке, когда принесли-таки гранки моей статьи. Я взглянула на них с досадой: к чему всё это? Теперь важным мне казалось одно – узнать всё о Марии Веге: кто такая, где ее искать? Неужто вправду… на небе, среди сверкающих звезд? Многоопытные сотрудники редакции усмехались моему пылу, но всё же объяснили: Мария Вега, действительно очень талантливая поэтесса, волею судьбы в ранней юности, в 1920 году, вместе с отцом – отставным офицером царской армии, оказалась в эмиграции, немало лет прожила во Франции, некоторое время – в Майами, а теперь вот вместе с мужем, Михаилом Максимилиановичем Лангом, уже несколько лет живет в Швейцарии, в Берне. Журнал «Родина» время от времени охотно печатает ее стихи.

Услышав всё это, я призадумалась. И было над чем! Надо ли напоминать, что в пору «железного занавеса» связи с эмиграцией отнюдь не поощрялись. Это сейчас в Париж и в Калифорнию летают как на загородную воскресную прогулку! Тогда же общаться с человеком, живущим за границей, было не проще, чем с летейской тенью. Просить адрес Марии Вега у комитетчиков нечего было и думать. Но всё же они любезно согласились сами переслать ей мое письмо, если мне уж так хочется выразить свой восторг. Разумеется, письмо было написано.

Помимо восхищения стихами Марии Веги, я, впрочем, заполнила конверт и еще кое-чем, а именно: послала ей небольшую первую книжечку своих стихотворений «Мой отчий дом», изданную, капризом судьбы, в Баку, где я жила и работала три года после окончания института… Стихи были сплошь об Урале, но издал их «Азернешр» (!). Небольшая эта – с ладонь величиной – книжечка с кленовым листком на обложке выглядела скромно, в глаза, что называется, не бросалась, но послужила мне наилучшим образом: надеясь на внимательность и смекалку своего адресата, в выходные данные этой книжечки я мелкими буковками вписала свой адрес. Если Мария Вега его заметит, то, возможно, дальнейшая наша переписка сможет пойти уже напрямую, без посредничества комитета. Впрочем… Заметит ли? Особенно-то я на благоприятный исход своей маленькой конспиративной хитрости не надеялась.