Михаил Лермонтов - Том 3. Драмы

Павел Григ<���орич> (хочет идти). (В сторону) Итак, я должен увидеться… хорошо! Да нет ли тут какой-нибудь сети? Однако отчаяние Владимира!.. Но разве она не может притвориться и уверить его, что умирает? Разве женщине, а особливо моей жене, трудно обмануть… кого бы ни было? О, я предчувствовал, я проникнул этот замысел, и теперь всё ясно. Заманить меня опять… упросить… и если я не соглашусь, то сын мой всему городу станет рассказывать про такую жестокость! Она, пожалуй, его подобьет! Признаюсь! Прехитрый план! Прехитрейший!.. Однако не на того напали! Хорошо, что я вовремя догадался! Не пойду же я! Пускай умирает одна, если могла жить без меня!

Владимир. Вы медлите!

Павел Гр<���игорич> (холодно). Да! Я медлю!

Владимир. Вы… эта перемена! Вы…

Павел Григ<���орич> (гордо). Я остаюсь! Скажи своей матери и бывшей моей жене, что я не попался вторично в расставленную сеть… скажи, что я благодарю за приглашение и желаю ей веселой дороги!

(Владимир вздрагивает и отступает назад.)

Владимир. Как! (С отчаяньем) Это превзошло мои ожиданья! И с такой открытой холодностью! С такой адской улыбкой? И я – ваш сын? Так, я ваш сын и потому должен быть врагом всего священного, врагом вашим… из благодарности! О, если б я мог мои чувства, сердце, душу, мое дыхание превратить в одно слово, в один звук, то этот звук был бы проклятие первому мгновению моей жизни, громовой удар, который потряс бы твою внутренность, мой отец… и отучил бы тебя называть меня сыном!

Павел Григ<���орич>. Замолчи, сумасшедший! Страшись моего гнева… погоди: придут дни более спокойные; тогда ты узнаешь, как опасно оскорблять родителя… я тебя примерно накажу!..

Владимир (закрыв лицо руками). А я мечтал найти жалость!..

Павел Григ<���орич>. Неблагодарный! Неблагодарный! Чудовище! Мне ли ты не обязан?.. И с такими упреками…

Владимир. Неблагодарный? Вы мне дали жизнь: возьмите, возьмите ее назад, если можете… о! Это горький дар!

Павел Григ<���орич>. Вон скорей из моего дома! И не смей воротиться, пока не умрет моя бедная супруга. (Со смехом) Посмотрим, скоро ли ты придешь? Посмотрим, настоящая ли болезнь, ведущая к могиле, или неловкая хитрость наделала столько шуму и заставила тебя забыть почтение и обязанность! Теперь ступай! Рассуди хорошенько о своем поступке, припомни, что ты говорил, – и тогда, тогда, если осмелишься, покажись опять мне на глаза! (Злобно взглянув на сына, уходит и запирает двери за собою.)

Владимир (который стоял как вкопанный, смотрит вслед, после краткого молчанья). Всё кончилось!..

(Уходит в другую дверь. Решительная безнадежность приметна во всех его движениях. Он оставляет за собою дверь растворенную; и долго видно, как он то пойдет скорыми шагами, то остановится; наконец, махнув рукой, он удаляется.)

3-го февраля. День.

(Спальня Марьи Дмитревны. Стол с лекарствами. Она лежит на постели. Аннушка стоит возле нее.)

Аннушка. У вас, сударыня, сильная лихорадка! Не угодно ли чаю горяченького или бузины? Тотчас будет готово. Ах ты, моя родная! Какие руки-то холодные: точно ледяные. Не прикажете ли, матушка, послать за лекарем?

Марья Дми<���тревна>. Послушай! Что давит мне грудь?

Аннушка. Ничего, сударыня; одеяло прелегкое! Отчего бы, кажется, давить?

Марья Дм<���итревна>. Аннушка! Я сегодня умру!

Аннушка. И! Марья Дмитревна! Выздоровеете! Бог милостив – зачем умирать?

Марья Дм<���итревна>. Зачем?

Аннушка. Не всё больные умирают, иногда и здоровые прежде больных попадают на тот свет. Не пора ли лекарство принять?

Марья Дм<���итревна>. Я не хочу лекарства… где мой сын? Да, я и позабыла, что сама его послала!.. Посмотри в окно, нейдет ли он? Поди к окну… что? Нейдет? Как долго!

Аннушка. На улице пусто!

Марья Дм<���итревна> (про себя). Он уговорит отца! Я уверена… о! Как сладко примириться перед концом: теперь я не стыжусь встретить его взор. (Погромче) Аннушка! Что ты так смотришь в окно?

Аннушка. Я?.. Нет… это так-с…

Марья Дми<���тревна>. Нет, верно… говори всю правду, что такое?

Аннушка. Похороны, сударыня… да какие препышные! Сколько карет сзади: верно, богач! Какие лошади! Покров так и горит! Два архиерея!.. Певчие! Ну ж нечего сказать!