Михаил Лермонтов - Том 3. Драмы

Ник<���олай> Мих<���алыч>. Здоровы ли вы, матушка, нынче и хорошо ли почивали… я слышал, что вы долго не засыпали…

Мар<���фа> Ив<���ановна>.Да, батюшка, мне что-то не спалось – я всё думала об моем Юрьюшке… как это он поедет путешествовать, я боюсь за него – вот вы, отцы, не так беспокоитесь об детях!.. А мне так грустно с ним расставаться…

Ник<���олай> Мих<���алыч>. Неужели вы думаете, что мне легче. Вы ошибаетесь, позвольте мне сказать. Я сына моего не меньше вас люблю; и этому доказательство то, что я его уступил вам, лишился удовольствия быть с моим сыном, ибо я знал, что не имею довольно состояния, чтоб воспитать его так, как вы могли.

Мар<���фа> Ив<���ановна> (к Вас<���илию> Мих<���алычу>). Что, батюшка! Как ваше дело, что говорит сенат?..

Вас<���илий> Мих<���алыч>. Сенат-с? – до него еще дело не доходило. А всё еще кутят да мутят в уездном суде да в губернском правлении… такие жадные, канальи, эти крючки подьячие, со всей сволочью, что когда туда приедешь, так и обступят – чутье собачье! Знают, что у тебя в карманах есть деньги… и вот уж пять лет тянется вся эта комедия… впрочем, для меня совсем не смешная, потому что я действующее лицо!..

Марф<���а> Ив<���ановна> (к Н<���иколаю> М<���ихалычу>). Знаете ли, Н<���иколай> Мих<���алыч>, я хочу, чтоб Юрьюшка ехал во Францию, а в Германию не заглядывал, – я терпеть не могу немцев! Чему у них научишься!.. Все колбасники, шмерцы!.. [56] Шмерцы – презрительное прозвище немцев.

Ник<���олай> М<���ихалыч>.Позвольте перервать речь вашу, матушка, немцы хотя в просвещении общественном и отстали от французов, то есть имеют некоторые странности им приличные, в обхождении, не так ловки и развязны, но зато глубокомысленнее французов, и многие науки у них более усовершенствованы, и Юрий, в его лета, очень даже может сам располагать собою, ему 22 года, он уже имеет чин – и проч<���ее>…

Вас<���илий> Мих<���алыч>. Позвольте спросить, Юр<���ий> Ник<���олаевич> поедет морем?

Марф<���а> Ив<���ановна>. Сохрани бог!.. Нет, ни за что.

Вас<���илий> М<���ихалыч>.Так ему надо ехать чрез Германию, иначе невозможно, хоть на карту взгляните.

Марф<���а> Ив<���ановна>. Как же быть! А я не хочу, чтоб он жил с немцами, они дураки…

Ник<���олай> Мих<���алыч>. Помилуйте! У них философия преподается лучше, нежели где-нибудь! Неужто Кант был дурак?.. [57] Кант Иммануил (1724–1804) – родоначальник немецкой классической философии. Многие из современников Лермонтова изучали философию Канта на его родине, в университетах Германии.

Марф<���а> Ив<���ановна>. Сохрани бог от философии! Чтоб Юрьюшка сделался безбожником?..

Ник<���олай> М<���ихалыч> (с неудовольствием). Неужели я желаю меньше добра моему сыну, чем вы? Поверьте, что я знаю, что говорю. Философия не есть наука безбожия, а это самое спасительное средство от него и вместе от фанатизма. Философ истинный – счастливейший человек в мире, и есть тот, который знает, что он ничего не знает. [58] …знает, что он ничего не знает – перефразировка изречения, приписываемого греческому философу Сократу. Это говорю не я, но люди умнейшие…

(Вас<���илий> М<���ихалыч> в тайном удовольствии.)

И всякий тот, кто хотя мало имеет доброго смысла, со мною согласится.

Марф<���а> И<���вановна>.Стало быть, я его совсем не имею… это слишком самолюбиво с вашей стороны… уверяю вас!..

Ник<���олай М<���ихалыч>.Лучше сами поверьте, что отец имеет более права над сыном, нежели бабушка… Я, сжалясь над вами, уступил единственное свое утешение, зная, что вы можете Юрия хорошо воспитать… Но я ожидал благодарности, а не всяких неприятностей, когда приезжаю повидаться к сыну… Вы ошибаетесь очень: Юрий велик уж, он сделался почти мужем и может понимать, что тот, кто несправедлив противу отца, недостоин уважения от сына… Я говорю правду, вы ее не любите – прошу вашего извинения… впрочем, знайте, что я не похож на низких ваших соседей и не могу не говорить о том, что чувствую: я очень огорчен вашим против меня нерасположением… Но что ж делать, вы задели меня за живое: я отец и имею полное право над сыном… Он вам обязан воспитанием и попечением, но я ничем не обязан. Вы платили за него в год по 5 тысяч, содержали в пансионе, – но я сделал еще для вас жертву, которую не всякий отец сделает для тещи, уж не говорю об имении… прошу извинить.