Райнер Рильке: Книга образов

и солнце бабочкой огромной,

сверкая, скрылось за холмом.

И месяц, хитроумный гном,

свое забросил отраженье

в реки дремотное теченье

и вниз скатился кувырком.

И что ж? Лучи его дрожат,

как будто кто его обидел:

на башенке он вдруг увидел

часов блестящий циферблат.

Перевод Т. Сильман

Иду один по Мальвасйнке [2] Кладбище в Праге. ,

вхожу безмолвно в детский ряд,-

а там об Анке или Нинке

кресты простые говорят.

Гляжу — в кустах, средь вешних почек,

средь красных маков над холмом,-

надгробный пыльный ангелочек

стоит с поломанным крылом.

О, сколько радостей небывших

хранит он — жалок, одинок.

И только с уст его застывших

сорвался легкий мотылек.

Перевод А. Биска

Свисает водопад застылый,

и стынут галки на пруду.

Горьмя-горит ушко у милой,

от ней проказ я нынче жду.

Целует солнце нас. Минором

сучки и веточки звенят.

Идем, и подступает к парам

ядреный утра аромат.

Перевод С. Петрова

Тише! Тише! Над лугами

вьется легкий ветерок,

солнце теплыми лучами

нежит каждый лепесток.

Тихо все… Лишь у болота

квакают лягушки в такт,

в небе блещет позолотой

толстый жук, живой смарагд.

Там серебряные ромбы

ткет паук в тени садов,

и белеют гекатомбы

облетевших лепестков.

Перевод Т. Сильман

Скачет ветерок весенний,

по дорожкам топоча,

и касается сиреней

солнце кончиком луча.

Тишь. И лишь в болотной шири

квакнут квакши и замрут.

Проплывает жук в эфире,

как оживший изумруд.

И серебряные ромбы

в сучьях паучиха ткет,

и соцветий гекатомбы

май охапками несет.

Перевод С. Петрова

Побеги внемлют первым зовам

в сиянье золотой окраски;

мелькают первые коляски

в саду плодовом.

Пичуга с рвеньем бестолковым

на старой ветке засвистела,

и вот уже звенит капелла

в саду плодовом.

И ветер по бороздкам новым

разносит сказочные чары,

и в первый раз гуляют пары

в саду плодовом.

Перевод В. Летучего

Нам было весело когда-то

бродить вдоль берега реки,

где таяли в лучах заката

двойною тенью мотыльки.

У домика желтели дыни

и зелень тучная ползла,—

точь-в-точь у Доу на картине,-

и ввысь летели купола.

И хлеб стоял как золоченый,

кочны темнели на грядах,

и звезд белесые бутоны

слегка дрожали в небесах.

Перевод Т. Сильман

Мне так сродни

чешских напевов звуки —

смутную боль разлуки

будят они.

Слышишь?.. Поет

робко ребенок в поле,

чувство щемящей боли

в сердце встает.

Минут года,

будешь бродить по свету,-

грустную песню эту

вспомнишь тогда…

Перевод Т. Сильман

Память полна

чешской народной песней,

только грустней и чудесней

сердцу она.

Если поет

рано в поле девчонка,

песня звучит мне так звонко

ночь напролет.

Пусть, поседев,

буду жить на чужбине,

вспомнится, как и ныне,

тот же напев.

Перевод С. Петрова

Томим бесконечной истомой

богемский народный мотив.

Мечтанья немые пленив,

лелеет он грустью знакомой.

Дитя его тихо поет,

трудясь над картофельной нивой,

и ночью он песнью тоскливой

во сне моем снова встает.

И если брожу, одинокий,

вдали, на чужбине — опять

в уме начинают звучать

давно позабытые строки.

Перевод А. Дейча

Румяный вечер — весь в жару,

как будто болен лихорадкой.

Щекой горячею к одру

склоняясь, шепчет он украдкой:

«Я скоро, кажется, умру…»

В кустах — молитвенный покой.

Уже светляк, послушник истый,

зажег лампаду над травой;

и роза носит золотистый

венец, как маленький святой.

Перевод А. Биска

У театра стало тише.

Лишь фонарь бросает свет

и глядится фатом в крыши

лакированных карет.

И мигают все короче

свечи. Полночь глубока.

Как заплаканные очи,

светят окна чердака.

Перевод С. Петрова

I

Покой, в полях сереющий,

душа моя не спит;

как парус пламенеющий,

вдали закат горит.

Дремотная вигилия!

Ночь ластится к реке;