Вчерашний смысл вчера утратил смысл,
А завтрашний - откроет новый голос.
Но так как ныне дух неукрощенный
Легко находит путь между мирами,
Уподобляющимися друг другу,
То я найду умершие слова
На улицах, с которыми простился,
Покинув плоть на дальнем берегу.
Забота наша, речь, нас подвигала
Избавить племя от косноязычья,
Умы понудить к зренью и прозренью.
И вот какими в старости дарами
Венчается наш ежедневный труд.
Во-первых, холод вянущего чувства,
Разочарованность и беспросветность,
Оскомина от мнимого плода
Пред отпадением души от тела.
Затем бессильное негодованье
При виде человеческих пороков
И безнадежная ненужность смеха.
И, в-третьих, повторенье через силу
Себя и дел своих, и запоздалый
Позор открывшихся причин; сознанье,
Что сделанное дурно и во вред
Ты сам когда-то почитал за доблесть.
И вот хвала язвит, а честь марает.
Меж зол бредет терзающийся дух,
Покуда в очистительном огне
Ты не воскреснешь и найдешь свой ритм.
День занимался. Посреди развалин
Он, кажется, меня благословил
И скрылся с объявлением отбоя.
III
Есть три состояния, часто на вид похожие,
Но по сути различные, произрастающие
В одном и том же кустарнике вдоль дороги:
привязанность
К себе, к другим и к вещам; отрешенность
От себя, от других, от вещей; безразличие,
Растущее между ними, как между разными жизнями,
Бесплодное между живой и мертвой крапивой,
Похожее на живых, как смерть на жизнь.
Вот применение памяти: освобождение -
Не столько отказ от любви, сколько выход
Любви за пределы страсти и, стало быть,
освобождение
От будущего и прошедшего. Так любовь к родине
Начинается с верности своему полю действия
И приводит к сознанью, что действие
малозначительно,
Но всегда что-то значит. История может быть
рабством,
История может быть освобожденьем. Смотрите,
Как уходят от нас вереницей края и лица
Вместе с собственным я, что любило их, как умело,
И спешит к обновленью и преображенью,
к иному ритму.
Грех неизбежен, но
Все разрешится, и
Сделается хорошо.
Если опять подумать
Об этих краях и людях,
Отнюдь не всегда достойных,
Не слишком родных и добрых,
Но странно приметных духом
И движимых общим духом,
И объединенных борьбою,
Которая их разделила;
Если опять подумать
О короле гонимом,
О троих, погибших на плахе,
И о многих, погибших в безвестье,
Дома или в изгнанье,
О том, кто умер слепым, -
То, если подумать, зачем
Нам славословить мертвых,
А не тех, кто еще умирает?
Вовсе не для того,
Чтоб набатом вызвать кошмары
И заклятьями призрак Розы.
Нам не дано воскрешать
Старые споры и партии,
Нам не дано шагать
За продранным барабаном.
А те, и что были против,
И против кого они были,
Признали закон молчанья
И стали единой партией.
Взятое у победителей
Наследуют от побежденных:
Они оставляют символ,
Свое очищенье смертью.
Все разрешится, и
Сделается хорошо,
Очистятся побужденья
В земле, к которой взывали.
IV
Снижаясь, голубь низвергает
Огонь и ужас в подтвержденье
Того, что не бывает
Иной дороги к очищенью:
Добро и зло предполагают
Лишь выбор между пламенами -
От пламени спасает пламя.
Любовь, забывшееся Имя.
Любовь одела мирозданье
Заботами своими
В пылающее одеянье,
И нет его неизносимей.
И что бы ни случалось с нами,
Мы входим в пламя или в пламя.
V
Что мы считаем началом, часто - конец,
А дойти до конца означает начать сначала.
Конец - отправная точка. Каждая верная фраза
(Где каждое слово дома и дружит с соседями,
Каждое слово всерьез и не ради слова
И служит для связи былого и будущего,
Разговорное слово точно и невульгарно,
Книжное слово четко и непедантично,
Совершенство согласия в общем ритме),
Каждая фраза содержит конец и начало,
Каждое стихотворение есть эпитафия.
И каждое действие - шаг к преграде, к огню,
К пасти моря, к нечетким буквам на камне:
Вот откуда мы начинаем.
Мы умираем с теми, кто умирает; глядите -
Они уходят и нас уводят с собой.
Мы рождаемся с теми, кто умер: глядите -
Они приходят и нас приводят с собой.
Мгновение розы равно мгновению тиса
По длительности. Народ без истории
Не свободен от времени, ибо история -
Единство мгновений вне времени.
Читать дальше