Томас Элиот - Полые люди. Стихотворения

мира?

О архиепископ Томас, избави нас, оставь нас,

оставь, вступи в мрачный Дувр и под парусом через

Пролив. Томас, наш архиепископ, останешься

нашим владыкой во Франции тоже. Томас,

наш архиепископ, стреми белый парус меж

небом седым и горючей морскою волной.

Оставь нас, во Францию через Пролив

поспешая.

Второй священник

Что за речи при таком событье!

Вздорные, нескромные болтуньи!

Знаете ль, что наш архиепископ

Будет здесь с минуты на минуту?

Толпы на улицах не нарадуются, не нарадуются,

А вы расквакались, как древесные лягушки,

Но ведь лягушек можно испечь и съесть.

Какие бы тут у вас ни роились опасения,

Извольте-ка выглядеть повосторженней

И встречайте нашего доброго архиепископа ото

всей души.

Входит Томас.

Томас

Мир вам. Пусть эти не скрывают чувств.

Предчувствия их выше знанья, выше твоего

проникновения.

И знают, и не знают суть поступков и страданий.

И знают, и не знают, что поступки суть страданья,

Страданья суть поступки. Не страдает деятель,

Не действует страдалец, но единая

И вечная связь Действие - Страдание -

Желанна, ибо выстрадана; выстрадана,

Ибо желанна; колея, которая

Есть действие, равно как и страдание, -

Довлеет, дабы колесо вращалось

И вечно неподвижно оставалось.

Второй священник

Прости, владыко, твоего прибытья

Не уследил я, осерчав на женщин.

Прости нам скудость встречи долгожданной

В нежданный час. Ты ведаешь, владыко,

Что за семь лет немого ожиданья,

Семь лет молений и семь лет сиротства,

Мы лучше уготовились душою

К тебе, чем здешний город - за семь дней.

Но все ж очаг горит в твоих покоях,

Чтоб не изведал стужи декабря

Английского скитавшийся на юге.

В своих покоях все найдешь без изменений.

Томас

И пусть оно все так и остается.

За доброту признателен безмерно,

Но хлопоты - пустое. Краткий миг в Кентербери -

Отдохновенье, ведь враги не знают устали.

Мятежные епископы - Йорк, Лондон, Сальсбери -

Перехватили б наши письма и усеяли

Лазутчиками берег - и навстречу мне

Послали жесточайших ненавистников.

Но, Божьей волей разгадав их помыслы,

Я письма отослал в день неназначенный,

Удачно миновал Пролив - и в Сэндвиче,

Где ждали Брок, Уоррен, Кентский Пристав,

присягнувшие

Нас обезглавить, исхитрился Сальсбери,

Предупредить, страшась монаршим именем,

Расправу надо мной, - и лишь поэтому

Я уцелел, и до поры до времени

Ничто не угрожает вам.

Первый священник

Надолго ли?

Томас

Голодный коршун

Покружит, да и сдюжит.

Поищет объясненья, извиненья, подходящего

мгновенья.

Конец окажется простым, нежданным, богоданными

Меж тем, значением нашего первого решения

Будут тени и схватка с тенью.

Ожидание тяжелее разрешения.

Наступление события приуготовано. Будь начеку!

Входит первый искуситель.

Первый искуситель

Владыко! нет ничего бесцеремоннее,

Чем вторжение до окончания церемонии.

Тем не менее, зная ваши нынешние затруднения,

Извините за легкомысленное вторжение,

Хотя бы в знак памяти о былом.

Старого друга, надеюсь, не запрезираете?

Храбрец Том, наглец Том, лондонский сорванец Том?

Ваше Преосвященство, толщу времен презираете?

Дружбу - со иной, с королем, у реки, вечерком,

все втроем - не забыли?

дружба такая - кусачему Времени по зубам ли?

Теперь же, когда ту вражду избыли,

Еще далеко не вечер, хоть вы озябли,

И старое доброе времечко возвернем!

Флейты на лужке и фиалки на столе,

Смех и реки яблоневым цветом,

Пенье на ночь глядя, шепот, девку гладя,

Пламя в камине, зимы нет в помине,

Веселье, вино и великий восторг волхвования!

Ныне у вас с Его Величеством мир,

Вы рады, рад Сир, рады причт и клир,

Пенье во храме, и радость не охромела.

Томас

Те времена прошли. Я вспоминаю:

Забвения не стоят.

Искуситель

Вновь настанут!

Весна в разгар зимы. Снежок на ветках

Пойдет пушистым цветом. Лед на реках,

Как зеркало, свет солнца отразит.

Любовным соком брызнет Жизни сад,

Веселие осилит меланхолию.

Томас

Мы о грядущем знаем только то,

Что все, из поколенья в поколенье,

Идет одним и тем же чередом,

Хоть и не в пользу людям прошлый опыт.

Но в жизни человека одного

Нет ничего, что повторится дважды.

Не прирастает пуповина. Лишь

Глупец способен думать, налегая