Владимир Набоков: Стихотворения, рассказы

Назад, скорей назад, счастливые года!
Ведь я не выполнил заветов ваших тайных,
ведь жизнь была потом лишь цепью дней случайных,
прожитых без борьбы, забытых без труда.
Иль нет, ошибся я, далекие года!
Одно в душе моей осталось неизменным, —
и это — преданность виденьям несравненным, —
молитва ясная пред чистой красотой.
Я ей не изменил, и ныне пред собой
я дверь минуйшего без страха открываю
и без раскаянья былое призываю!

Та жизнь была тиха, как ангела любовь.
День мирно протекал. Я вспоминаю вновь, —
безоблачных небес широкое блистанье,
в коляске медленной обычное катанье
и в предзакатный час — бисквиты с молоком.
Когда же сумерки сгущались за окном,
и шторы синие, скрывая мрак зеркальный,
спускались, шелестя, и свет полу-печальный,
полу-отрадный ламп даль комнат озарял, —
безмолвно, сам с собой, я на полу играл;
в невинных вымыслах, с беспечностью священной,
я жизни подражал по-детски вдохновенно;
из толстых словарей мосты сооружал,
и поезд заводной уверенно бежал
по рельсам жестяным…

Потом — обед вечерний.
Ночь приближается, и сердцу суеверней.
Уж постлана постель, потушены огни.
Я слышу над собой: «Господь тебя храни»…
Кругом чернеет тьма и только щель дверная
полоской узкою сверкает — золотая.
Блаженно кутаюсь, и ножки подобрав,
вникаю в радугу обещанных забав…
Как сладостно тепло! И вот я позабылся…

И странно: мнится мне, что сон мой долго длился,
что я проснулся лишь — теперь и что во сне,
во сне младенческом приснилась юность мне;
что страсть, тревога, мрак — все шутка домового,
что вот сейчас, сейчас ребенком встану снова
и в уголку свой мяч и паровоз найду…
Мечты!..

Пройдут года, и с ними я уйду,
веселый, дерзостный, но втайне беззащитный,
и после, может быть, потомок любопытный,
стихи безбурные внимательно прочтя,
вздохнет, подумает: он сердцем был дитя!

Не все ли равно мне — рабой ли, наемницей,
иль просто безумной тебя назовут?
Ты светишь… Взгляну — и мне счастие вспомнится…
Да, эти лучи не зайдут!

Ты в страсти моей, и в страданьях торжественных,
и в женском медлительном взгляде была…
В полях озаренных, холодных и девственных,
цветком голубым ты цвела.

Ты осень водила по рощам заплаканным;
весной целовала ресницы мои.
Ты в душных церквах повторяла за дьяконом
слепые слова ектеньи [3] Ектенья — часть церковного богослужения, молитвенное прошение. .

Ты летом за нивой звенела зарницами;
в день зимний я в инее видел твой лик…
Ты ночью склонялась со мной над страницами
властительных, песенных книг.

Была ты и будешь… Таинственно создан я
из блеска и дымки твоих облаков.
Когда надо мною ночь плещется звездная,
я слышу твой реющий зов!

Ты — в сердце, Россия! Ты — цель и подножие,
ты — в ропоте крови, в смятенье мечты!
И мне ли плутать в этот век бездорожия?
Мне светишь по-прежнему ты…

Из Московии суровой
он сюда перешагнул.
Полюбил он моря гул,
городок наш изразцовый [4] …городок наш изразцовый… — Имеется в виду Амстердам, где Петр I в 1697–1698 годах работал плотником на верфях. ;

и бродил вдоль берегов —
загорелый, грубый, юный.
Ветер. Пепельные дюны.
Стук далеких топоров.

Разноцветные заплаты
парусов над рябью вод.
Стая чаек. Небосвод, —
как фаянс, зеленоватый.

Были мудры вечера.
Кружки. Сонные соседи.
Думы голосом победы
звали плотника-Петра.

У стола мечтал он важно.
Четко тикали часы.
Помню: жесткие усы,
взор жестокий и отважный,

тень локтей и головы,
полки в маленькой таверне,
а на печке — блеск вечерний
и квадраты синевы.