Сергей Есенин - Том 6. Письма

Живу, дорогой, — не живу, а маюсь. Только и думаешь о проклятом рубле. Пишу очень мало. С старыми товарищами не имею почти ничего, с Клюевым разошелся, * Клычков уехал, * а Орешин глядит как-то все исподлобья, словно съесть хочет. *

Сейчас он в Саратове, пишет плохие коммунистические стихи * и со всеми ругается. Я очень его любил, * часто старался его приблизить себе, но ему все казалось, что я отрезаю ему голову, так у нас ничего и не вышло, а сейчас он, вероятно, думает обо мне еще хуже.

А Клюев, дорогой мой, — Бестия. Хитрый, как лисица, и все это, знаешь, так: под себя, под себя. Слава Богу, что бодливой корове рога не даются. Поползновения-то он в себе таит большие, а силенки-то мало. Очень похож на свои стихи, такой же корявый, неряшливый, простой по виду, а внутри черт.

Клычков же, наоборот, сама простота, чистота и мягкость, только чересчур уж от него пахнет физической нечистоплотностью. Я люблю его очень и ценю как поэта выше Орешина. Во многом он лучше и Клюева, но, конечно, не в целом. Где он теперь, не знаю.

Ты, по рассказам, мне очень нравишься, * большой, говорят, неповоротливый и с смешными дырами о мнимой болезненности. * Стихи твои мне нравятся тоже, только, говорят, ты правишь их по указаниям * жен туркестанских инженеров. * За это, брат, знаешь, мативируют. И какой черт ты доверяешься вообще разным с· · ·?

Пишешь ты очень много зрящего. Особенно не нравятся мне твои стихи о востоке. * Разве ты настолько уж осартился * или мало чувствуешь в себе притока своих родных почвенных сил?

Потом брось ты петь эту стилизационную клюевскую Русь с ее несуществующим Китежем и глупыми старухами, * не такие мы, как это все выходит у тебя в стихах. Жизнь, настоящая жизнь нашей Руси куда лучше застывшего рисунка старообрядчества. Все это, брат, было, вошло в гроб, так что же нюхать эти гнилые колодовые останки? * Пусть уж нюхает Клюев, ему это к лицу, потому что от него самого попахивает, а тебе нет.

Посылаю тебе «Трерядницу», * буду очень рад, если ты как-нибудь сообщишь о своем впечатлении.

Твой С. Есенин. 1920, июнь 26.

В октябре я с Колобовым буду в Ташкенте, * я собирался с ним ехать этим постом, но <���он> поехал в Казань, * хотел вернуться и обманул меня.

А. М. САХАРОВУ *

Июль 1920 г. Ростов-на-Дону

Милый, милый Сакша * ! Сидим на яйцах в Ростове и все никак ничего не можем вывести. * Вдалеке Сочи, Екатеринодар, Туапсе, а здесь почти то же, что и у нас….В краю родном Пахнет сеном и гавном. * Очень и очень маленькая разница, особливо ежели насчет выпить, одно утешенье, что на Кавказе, говорят, куда лучше ! Все время жалеем, что ты не с нами, но успокаиваем себя тем, что осенью облобызаемся и напихаем твой рот мукой и сладостями. Это обязательство у нас даже вывешено в вагоне:

« Помним Сакшу! » Милый Сакша, просим тебя до самого пупа, сделай, голубчик, все, что возможно, с книгами. * С деньгами попроси устроить Шершеневича, он парень ходовой в этом отношении. *

Да, еще есть к тебе особливая просьба. Ежели на горизонте появится моя жена Зинаида Николаевна, то устрой ей как-нибудь через себя или Кожебаткина тыс<���яч> 30 или 40. * Она, вероятно, очень нуждается, а я не знаю ее адреса. С Кавказа она, кажется, уже уехала, и встретить я ее уже не смогу. Ну, живи, милый, лопай, толстей мордой и жопой. Мы полны тобой с утра до вечера. Будь же и ты к нам таким, каким был при нашем присутствии. Если можно, черкни что-нибудь о себе, о магазине и о прочем нам близком. *

Адрес: Сочи, высший совет народн<���ого> хозяйства. Трамот. * Окружн<���ому> уполн<���омоченному> Колобову для Есенина.

Е. И. ЛИВШИЦ *

11 августа 1920 г. Минеральные Воды

Милая, милая Женя! Ради Бога не подумайте, что мне что-нибудь от Вас нужно, я сам не знаю, почему это я стал вдруг Вам учащенно напоминать о себе, конечно, разные бывают болезни, но все они проходят. Думаю, что пройдет и это.

Сегодня утром мы из Кисловодска выехали в Баку, и, глядя из окна вагона на эти кавказские пейзажи, внутри сделалось как-то тесно и неловко. Я здесь второй раз в этих местах * и абсолютно не понимаю, чем поразили они тех, которые создали в нас образы Терека, Казбека, Дарьяла * и вс<���его> проч<���его>. Признаться, в Рязанской губ. я Кавказом был больше богат, чем здесь. Сейчас у меня зародилась мысль о вредности путешествий для меня. Я не знаю, что было бы со мной, если б случайно мне пришлось объездить весь земной шар? Конечно, если не пистолет юнкера Шмидта, * то, во всяком случае, что-нибудь разрушающее чувство земного диапазона. Уж до того на этой планете тесно и скучно. Конечно, есть прыжки для живого, вроде перехода от коня к поезду, но все это только ускорение или выпукление. По намекам это известно все гораздо раньше и богаче. Трогает меня в этом только грусть за уходящее милое родное звериное и незыблемая сила мертвого механического.