Сергей Есенин - Том 6. Письма

Я еще вполне не доверяюсь тебе, но все-таки тебя люблю за всё, как ни смешно, что это «всё» в письмах. Но моя душа как будто переживает — те счастливые минуты, про которые ты мне говоришь из своего далека. На курсы я тебе советую поступить, * здесь ты узнаешь, какие нужно носить чулки, чтоб нравиться мужчинам, и как строить глазки и кокетливо подводить их под орбиты. Потом можешь скоро на танцевальных вечерах (в ногах твоя душа) сойтись с любым студентом и составишь себе прекрасную партию, и будешь жить ты припеваючи. Пойдут дети, вырастите какого-нибудь подлеца и будете радоваться, какие получает он большие деньги, которые стоят жизни бедняков. Вот все, что я могу тебе сказать о твоих планах, а рельефный тип для тебя всего этого «СИМА». *

Я же не намерен никуда поступать, * так как наука нашего времени — ложь и преступление. А читать, я и так свой кругозор знаний расширяю анализом под собственным наблюдением. Мне нужно себя — а не другого, напичканного чужими суждениями. Печатать я свои произведения отложил со второй корректуры, т. е. они напечатаны, но не вышли в свет, * так как я решил ждать критика Измайлова, * который нах<���одится> за границей. Сейчас в Москве из литераторов никого нет.

Слыхала ль ты про поэта Белоусова — друг Дрожжина; я с ним знаком, и он находит, что у меня талант, * и талант истинный. Я тебе это говорю не из тщеславия, а так, как любимому человеку. Он еще кой-что говорил мне, но это пусть будет при мне, может быть, покажется странным и даже сверхъестественным. Если письмо мое поразит тебя колкостями, то я в таком состоянии, когда мне все на свете постыло. И сам себе не мил, и даже ты не хороша. Верно, Маня, мало в тебе соков, из которых можно было бы выжать кой-что полезное, а это я говорю на основании твоих слов: «Танцы — душа моя!» Бедная, душу-то ты схоронила в ноги!

Зачем, когда так много хороша иначе. Любящий С.

Как-нибудь пришлю тебе стихотвор<���ение> «Метеор», * написанное мною недавно. По отзывам других, очень хорошее, но мне не нравится. *

Фотографию я тебя не обязываю давать, как хочешь, а просить я не буду. *

Я смело решил отпарировывать удары судьбы. И даже если ты со мной прикончишь неначинающийся роман, вынесу без боли и сожаленья. На все удел терпенья. *

Г. А. ПАНФИЛОВУ *

Первая половина (?) сентября 1913 г. Москва

Дорогой Гриша! Извини, что запоздал ответом. Я все дожидался, чтобы послать тебе вырезку из газеты со своим стихотворением, но оказывается, это еще немного продолжится. * Пришлю после.

Ты просишь рассказать тебе, что со мной произошло, изволь. Во-первых, я зарегистрован в числе всех профессионалистов, * во-вторых, у меня был обыск, но все пока кончилось благополучно. * Вот и все.

Живется мне тоже здесь незавидно. Думаю во что бы то ни стало удрать в Питер. * Москва — это бездушный город, и все, кто рвется к солнцу и свету, большей частью бегут от нее. Москва не есть двигатель литературного развития, а она всем пользуется готовым из Петербурга. Здесь нет ни одного журнала. Положительно ни одного. Есть, но которые только годны на помойку, вроде «Вокруг света», «Огонек». * Люди здесь большей частью волки из корысти. За грош они рады продать родного брата. Все здесь построено на развлечении, а это развлечение покупают ценой крови.

Да, мельчает публика. Портятся нравы, а об остальном уж и говорить нельзя.

Читал ли ты роман Ропшина «То, чего не было» из эпохи 5 годов. Очень замечательная вещь. *

Вот где наяву необузданное мальчишество революционеров 5 года. Да, Гриша, все-таки они отодвинули свободу лет на 20 назад. * Но біс с ними, пусть им себе галушки с маком кушают на энтом світи. * Пока больше не знаю, что писать.

Любящий т<���ебя> Сережа.

Не обижайся, что замедлил.

Карточку давай сюда!!! *

Г. А. ПАНФИЛОВУ *

После 23 сентября 1913 г. Москва

Увы мне, увы мне! Тебе ничего там не видно и не слышно в углу твоего прекрасного далека. * Там возле тебя мирно и плавно текут, чередуясь, блаженные дни, а здесь кипит, бурлит и сверлит холодное время, подхватывая на своем течении всякие зародыши правды, стискивает в свои ледяные объятия и несет Бог весть куда в далекие края, откуда никто не приходит. Ты обижаешься, почему я так долго молчу, но что я могу сделать, когда на устах моих печать, * да и не на моих одних. Гонима, Русь, ты беспощадным роком За грех иной, чем гордый Билеам. Заграждены уста твоим пророкам И слово вольное дано твоим ослам. * Мрачные тучи сгустились над моей головой, кругом неправда и обман. Разбиты сладостные грезы, и все унес промчавшийся вихорь в своем кошмарном круговороте. Наконец и приходится сказать, что жизнь — это действительно «пустая и глупая шутка». * Судьба играет мною. Она, как капризное дитя, то смеется, то плачет. Ты, вероятно, получил неприятное для тебя письмо от моего столь любезного батюшки, * где он тебя пробирает на все корки. Но я не виноват здесь. Это твоя неосторожность чуть было <���не> упрятала меня в казенную палату. Ведь я же писал тебе: перемени конверты и почерк. * За мной следят, и еще совсем недавно был обыск * у меня на квартире. Объяснять в письме все не стану, ибо от сих пашей и их всевидящего ока не скроешь и булавочной головы. * Приходится молчать. Письма мои кто-то читает, но с большой аккуратностью, не разрывая конверта. * Еще раз прошу тебя, резких тонов при письме избегай, а то это кончится все печально и для меня, и для тебя. Причину всего объясню после, а когда, сам не знаю. Во всяком случае, когда угомонится эта разразившаяся гроза.