Антология - Западноевропейская поэзия XХ века

То, чем разумен мир и чем велик,
В чужих руках отныне находилось,
Не ждало помощи в последний миг
И не надеялось на божью милость,
Но то, с каким усердием глумилась
Толпа над унижением троих, —
Еще до смерти умертвило их.

Она глядит, как он ладит щит,
Надеясь атлетов узреть на нем,
Гибких плясуний и плясунов,
Кружащихся перед священным огнем, —
Но на слепящий глаза металл
Легким мановеньем руки
Он не пляшущих поместил,
А поле, где пляшут лишь сорняки…

Оборвыш камнем запустил в птенца
И двинул дальше… То, что в мире этом
Насилуют и могут два юнца
Прирезать старца, — не было секретом
Для сорванца, кому грозил кастетом
Мир, где обещанному грош цена
И помощь тем, кто немощен, смешна.

Тонкогубый умелец Гефест [37] Гефест — бог огня, покровитель кузнечного ремесла ( греч. миф. ). Изготовлял драгоценное оружие и утварь для богов и героев.
Вынес из кузни Ахиллов щит.
Фетида [38] Фетида — морская богиня, мать героя Троянской войны Ахилла ( греч. миф. ). , прекрасногрудая мать,
Руки к небу воздев, скорбит,
Увидев, что оружейник Гефест
Выковал сыну ее для войны:
Многих сразит жестокий Ахилл,
Но дни его уже сочтены.

Из фразы совершенный мир творится,
Где непреложность слова есть закон;
Мы верим в то, что кем-то говорится:
Для лживых слов не создано имен.

Да, синтаксисом не поверишь лица;
Нельзя из фразы сделать только фон,
Поэтому для нас и небылица —
Не просто в ухе неотвязный звон.

И странно ли, что даже факты мнимы,
Когда хватает нам словесных грез;
Не плетью ли глагола мы гонимы,

Когда нам ритм такой восторг принес?
Так Рыцарю достанет пантомимы
Взамен ответа на его вопрос.

Крыльями в небе лепя огневые глаголы
В чаше молчания, бредя кровавым грядущим,
Перья закатные вечно роняет он долу
И красоту помещает в покойном и жгущем,
Звучном дыхании слова — как птица простершем
Когти над миром, его до утробы пекущим,
Чудо вступает в стихи оглушительным маршем,
Овладевая скопцом-стихотворцем летящим.

Отче отчаянных — этих, кто множит воочию
Славу глагола, взываю от имени клана,
Что унаследовал разве что долю величия:
О новобранец, взгляни из небесного стана
И укажи, кто тобою, счастливец, избран
Евангелистом высокого косноязычия.

Всех ближе, всех дороже — и всех дальше,
Она сидела, чуть навеселе,
И хохотала — горная вершина
В гудении сейсмических толчков.
В ней не было ни капли зла и фальши.
Могучим обаянием Рабле
Она влекла сердца неудержимо,
Как звуки марша — уличных щенков.

Над головой ее — бомбардировщик,
Но ей как будто и не слышен рев —
Застыла, над столом нависнув круто.
Опять, свои сомненья поборовши,
Я верю: сбросив траурный покров,
Она войдет в сияющее утро.

К исходу лета на сносях земля
От тяжести склоняет ветви книзу,
Скрыв глубоко живую сладость соков,
Она цветы выносит напоказ и золото,
Усердно маскируя свой тайный сговор…
Под покровом соков
Покоится холодная зима,
Покоится, произрастая, голод,
Вмороженный в початки кукурузы.
Под щедрым изобильем — обнищанье,
И бедность, как богатство, клонит книзу
Тугие ветви, и нужда — зерно.