Осторожный Херасков не решился тут следовать за Корнелем, он умолчал о пощечине. В разгаре ссоры между доном Диего и графом Гормасом Херасков вставляет ремарки: "Хочет ударить его", "Диего вынимает шпагу", дон Гормас "обезоруживает его и на театре повергает" (д. I, явл. 2), после чего Диего поручает Родриго мстить за оскорбление. Психологический анализ поступков, великолепно проведенный Корнелем в речах Химены и Родриго, Херасков упрощает, видимо не поняв и не оценив величайшего мастерства французского трагика. Он больше клонит в сторону родительского упрямства домостроевского толка. В его трактовке дон Гормас, оскорбив дона Диего, решает отдать свою дочь не за Родриго, а за дона Саншь, и в ответ на сомнения избранного им жениха заявляет:
Должна родителю она повиноваться,
Кого хощу — любить и с кем велю — спрягаться;
На то природою даются дети нам,
Чтобы законы мы давали их сердцам.
(Д. II, явл. 1)
* * *
В своем творчестве Херасков привлекал сердца современников умением показать страдания человека, ставшего жертвой людской несправедливости ("Венецианская монахиня", "Гонимые", "Друг несчастных"), вызывал уважение высокими моральными принципами, восхищал величавыми эпическими поэмами, исполненными патриотического духа и уважения к историческому прошлому России. К тому же Херасков всегда проявлял большую заботу о занимательности своих произведений, разнообразил и запутывал сюжеты. Уже первым читателям Пушкина и Гоголя, конечно, невозможно было возвращаться к Хераскову, но их отцы и матери еще с удовольствием читали его сочинения.
Прожив долгую жизнь, целиком посвященную литературе, Херасков в конце ее выразил сомнение в долговечности своих книг. Державин был твердо уверен в том, что если все и разрушается с годами, то лишь слово поэта оставляет жить дела людей в памяти последующих поколений. Он гордился званием поэта и считал его наиболее важным из всех существующих именно потому, что поэзия, и только она одна, способна дать бессмертие человеку. Херасков думает иначе.
Всё, что в мире ни встречается,
Тлеет, вянет, разрушается,
Слава, пышность, сочинения
Сокрушатся, позабудутся;
Мимо идут небо и земля…
Что же не исчезнет в век веков?
Добрые дела душевные!
("Бахариана", стр. 11–12)
Что это значит — Херасков далее не объясняет, но не требуется ocобыx доказательств для того, чтобы определить религиозное направление его мысли.
Грустна, по-видимому, была старость поэта, не в смысле, разумеется, наград, чинов, общественного внимания — этим всем он пользовался в достаточной мере, — а в смысле крушения надежд на спасительную роль литературы для исправления нравов, в свете бесплодности итогов собственных напряженнейших усилий.
Слишком много в мире издано
И духовных книг, и нравственных,
А сердца не исправляются,
Люди так же развращаются…
("Бахариана", стр. 7)
Если можно с улыбкой говорить о трогательной наивности молодого Хераскова, который после первого года издания журнала "Полезное увеселение" с огорчением замечал, что, несмотря на обличения журнала, пороки продолжают распространяться, то подобное признание, сделанное в конце жизни, заставляет как-то дрогнуть сердце. Значит, все годы Херасков писал с желанием принести людям свою дружескую непосредственную помощь, хотел их наставлять и предостерегать от пороков. Возможно, именно поэтому он казался "тяжелым и скучным", но, право же, полувековые труды Хераскова на пользу отечественной словесности делают его достойным нашей благодарной памяти и нашего внимания.
1961
П. Побѣдоносцевъ
Заслуги Хераскова въ отечественной словесности [53] Труды Общества Любителей Россiйской Словесности при Императорскомъ Московскомъ Университетѣ. Часть первая. Москва, 1812, Въ Университетской Типографiи. Стр. 111–147 Бесплатное электронное воспроизведение: "Im Werden Verlag" 2003 http://www.imwerden.de info@imwerden.de
Милостивые Государи!
Древность, богатая произведенiями Наукъ, возбуждающими въ насъ удивленiе, умѣла цѣнить отличныя дарованiя, умѣла награждать необыкновенныя напряженiя ума почестями и славою, и чрезъ то возпламеняла въ другихъ благородное соревнованiе. Гомеры, Пиндары и Софоклы воспротивились усилiямъ вѣковъ, и пережили свое отечество. Семь городовъ спорили о мѣстѣ рожденiя творца Иллiады и Одиссеи; каждый изъ нихъ присвоивалъ себѣ сiю славу. — Греческiй Лирикъ, превзошедшiй всѣхъ предшественниковъ своихъ, заслужилъ пышное титло Царя Лирическихъ Стихотворцевъ. — Софоклъ, отецъ трагедiи, одержавшiй преимущество надъ Эсхиломъ и дѣлившiй славу съ Эврипидомъ, по согласiю знатоковъ, названъ Аттическою пчелою. Вся Грецiя, собравшись въ Аѳинахъ, прославила блистательные его успѣхи; гласъ провозвѣстника объявилъ его побѣдителемъ; раздались рукоплесканiя по амфитеатру — и лавровый вѣнокъ возложенъ былъ на главу Софокла — и его имя внесено въ отечественныя лѣтописи. Знаменитые Художники, которыхъ рѣзецъ посвященъ былъ изваянiямъ боговъ и героевъ — Фидiй и Пракситель — изобразили на мѣди и мраморѣ черты лица его. Не меньшею славою наслаждался и Греческiй Ораторъ, по слѣдамъ коего и самый Цицеронъ шествовалъ; краснорѣчивый Демосѳенъ, предпочтенный Эсхину, болѣе извѣстному по ненависти къ сопернику своему, нежели по своимъ талантамъ, — Демосѳенъ награжденъ золотою короною отъ Аѳинянъ, плѣненныхъ даромъ витiйства, признательныхъ къ его дарованiямъ.
Читать дальше