Виктор Гюго - Том 13. Стихотворения

Ужасен был удар. Кровавой бойни ад
У всех зажег зрачки — как раскалил железо.
С винтовкою Шаспо боролся штуцер Дреза.
Дым тучею валил, и тысячи горгон
Метнули скрежет свой в кровавый небосклон, —
Стальные гаубицы, мортиры, кулеврины;
Взметнулись вороны вкруг роковой долины:
Им праздник — всякий бой, пир — всякая резня.
Кипело бешенство средь дыма и огня,
Как будто целый мир в бой погрузился тоже —
От трепетных людей до веток, полных дрожи,
До праха жаркого равнины роковой.
Меняясь натиском, развертывался бой.
Там Пруссия была, здесь Франция родная.
Одни — с надеждою прощались, умирая,
Другие — с радостью постыдною разя;
Всех опьяняла кровь, безумием грозя,
Но не бежал никто: судьба страны решалась.
Зерно каленое по воздуху металось:
Картечь горячая хлестала все кругом;
Хрипевших раненых давили каблуком;
И пушки, грохоча в мучительной надсаде,
Бросали по ветру седого дыма пряди.
Но в недрах ярости, как благостная весть,
Сияли — родина, долг, жертвенность и честь.
Вдруг в этом сумраке, где отдаленным эхом
Свирепый призрак — смерть встречала пушки смехом,
В безумном хаосе, в эпическом аду,
Где сталь врубалась в медь, ломаясь на ходу,
Где опрокинутых разили сверху бомбы,
В рычанье, в грохоте зловещей гекатомбы,
Под непрерывный плач взывающих рожков,
Где каждый наш солдат, сражаясь, был готов
Сравняться с предками, увенчанными славой, —
Внезапно строй знамен вдруг дрогнул величавый,
И в час, когда бойцы, покорствуя судьбе,
Дрались и падали в неистовой борьбе,
Раздался страшный крик. «Я жить хочу!»

И разом
Смолк рев орудий; бой, уже терявший разум,
Стих… Бездна адская свой суд произнесла.

И когти напряглись у Черного Орла.

Тогда вся Франция, — любой великий подвиг, —
Ее отвага — Бренн, ее победа — Хлодвиг,
Титаны галльские с косматой головой,
Сраженья гордые — Шалона славный бой,
Ужасный Тольбиак, кровавая арена
Ареццо, Мариньян, Бувин, Боже, Равенна,
Свирепый Аньядель на боевом коне,
Форну, Иври, Кутра, Фонтенуа в огне,
Денен и Серизоль — бессмертные удары,
В чьем взоре молнии и в крыльях — пламень ярый,
Маренго и Ваграм — ревущее жерло,
Последнее каре на поле Ватерло,
И все вожди: и Карл, великий средь великих,
За ним — Мартелл, Тюренн — гроза тевтонов диких,
Конде, Виллар — бойцов надежда и пример,
И Сципион-Дезе, и Ахиллес-Клебер,
И сам Наполеон, векам сложивший сагу, —
Рукой разбойника свою отдали шпагу.

Нет нации, тебе подобной, на земле.
Когда весь мир еще лежал в суровой мгле,
Меж сильными одна была ты справедливой.
Тиара сумрака венчает горделиво
Тебя, но блещешь ты страной восточных снов.
Как небо синее — глаза твоих сынов.
Ты, озаренная туманным нимбом славы,
Европе темной свет являешь величавый,
Что в Исполиновых зажжен тобой горах.
И как не может жить всегда в одних морях
Орел морской, так ты — не обновлять усилий:
И реформаторы апостолов сменили,
И Шиллеры идут на смену Барбаросс.
Вершины горные страшатся ярых гроз,
И императоры трепещут молний духа.
Когда-то из твоих лесов, шумящих глухо,
На Карла нашего твой Видукинд восстал,
Но франка грозный меч твоей же славой стал.
Нередко видели согбенные народы,
Как ты, бесстрашный враг любых врагов свободы,
Несла с собой зарю; и Августа разбил
Арминий, и Мартин святых отцов громил.
Как дуб лелеет плющ, вокруг него обвитый,
Ты побежденному тогда была защитой.
Как в бронзе — олово, и медь, и серебро,
Народ единый встал, где вихрились пестро
И гунны дикие, и даки, и бастарны;
От Рейна золото тебе, и клад янтарный
От серой Балтики. Твое дыханье — та
Святая музыка, где сила, чистота,
И жаворонка трель, и мощный орлий клекот.
Порою видятся неясно и далеко
Над башнями твердынь, завещанных тебе,
Воитель и дракон, сплетенные в борьбе.
Как свежи, зелены, светлы твои долины!
Туманы зыблются, их луч пронзает длинный;
Деревня мирно спит у замка под крылом,
И дева юная, склонившись над ручьем,
Стоит, на ангелов похожа белокурых.
Германия — как храм, построенный на хмурых
Столбах — на двадцати безжалостных веках.
Из их теней — лучи, и тень умрет в лучах.
Земля тевтонская, героев мать суровых,
Растит своих сынов под сенью темнобровых,
Звездой и молнией сверкающих небес.
И копья острые щетинятся, как лес.
Победы ей трубят, и быль ее седая —
Уже не быль, уже легенда золотая.
В Тюрингии, где был владыкой грозный Тор,
С косой разметанной в священный темный бор
Гадать о будущем ходила Ганна, жрица.
На реках медленных, где пела водяница,
В волнах мерцал огонь — нездешний, странный свет;
Таунус и мрачный Гарц, которые велед
Вещанья слышали, пророчиц босоногих,
Полны их отзвуков, таинственных и строгих.
В ночи Шварцвальд похож на сумрачный эдем;
От призрачной луны становится совсем
По-новому живой листва, где шепчут феи.
Возносятся у вас гробницы, как трофеи, —
Геройских пращуров огромные следы.
Тевтоны, будьте же и славны и горды!
Вся пышность рыцарства, блиставшего когда-то,
Знамена и гербы вам золотит богато,
Мифический титан по вас равнял бы шаг,
У римлян Коклес был, у вас же был Галчак.
Бетховен — ваш Гомер. Вы — сила молодая,
Величье гордое…