Виктор Гюго - Том 13. Стихотворения

Святые пастыри! Вы с благостным коварством
Хотите нас лечить испытанным лекарством,
Тьму напуская вновь.
Чтоб нас освободить, вы нам надели цепи,
Вы из гуманности замуровали в склепе
Преступницу-любовь.

Вы многочисленны, вам чужд и ненавистен
Пытливый гордый ум — под снежной шапкой истин
Гигантская гора.
Светильник разума во тьме глухой сияет,
И догмы черные вокруг него летают,
Как злая мошкара.

Напрасно грозный лев рычит, ревет сердито:
Рычаньем не прогнать докучного москита,
Который вьется тут.
Нет, мракобесие, одетое в сутану,
Должны мы презирать. Опасен ли Титану
Мятежный Лилипут?

Бессильным и тупым смеемся мы попыткам,
И как стовратных Фив мокрицам и улиткам
Осадою не взять,
И как от взмахов крыл вороньей хищной стаи
Не упадет Олимп и ниже Гималаи
Не станут ни на пядь, —

Так не свалить и вам столпов нерукотворных:
Не зашатаются от взмахов крыльев черных
Вольтер, Дидро, Платон
И Данте пламенный, и гневный, и суровый,
Пришедший в темный мир как вестник жизни новой
На рубеже времен.

Огромный монолит, гранитная твердыня,
С кем спорит ураган, утес, на чьей вершине
Рождается заря,
Заметит ли гадюк, что меж камней гнездятся?
Неуязвим для бурь, он может ли бояться
Когтей нетопыря?

Грядущий день встает, и лик его прекрасен.
Ничей злой умысел, друзья, нам не опасен
И заговор ничей.
Лук истины звенит, ложь в муках издыхает,
И не боимся мы, что солнце исчерпает
Колчан своих лучей.

Итак — презренье вам, бессильные шакалы!
Вы существуете, но наши идеалы
От вас мы защитим.
С насмешкой истина прощает суеверьям.
А я — я, как всегда, с надеждой и доверьем
Пойду путем своим.

Есть два сокровища; в них жизнь моя и сила:
Мне солнце разума, великое светило
Сияет вдалеке,
А здесь, вблизи меня, смеется Жанна звонко.
В моей душе — любовь, и детская ручонка —
В моей большой руке.

И все-таки — вперед. Вперед! Оставим споры.
Когда у нас ключи, нам не страшны запоры.
Быть может, ночь сама, уставшая от зла,
Упорству уступив, охотно бы ушла:
Препятствия всегда настойчивости рады,
Дать победить себя — лишь в этом долг преграды.

Да, пятится, ворча и огрызаясь, тьма.
Оглянемся ж на них, апостолов ума,
Титанов прошлого, вперед шагавших смело;
Их оторвала смерть от праведного дела;
Тернистым был их путь к звездам грядущих дней.
Почтим нелегкий труд развьюченных коней
И, на плечи себе переложив их бремя,
Начнем свой переход. Не ждет погонщик — время.
Итак, скорее в путь! Должны продолжить мы
Не нами начатый поход сквозь толщу тьмы,
Из мрака прошлого, из мглы средневековой.
Уже забрезжило сиянье жизни новой.
Великие умы предшествовали нам:
Тут был еще Платон, а Лютер был вон там;
Лучи их мудрости дорогу освещают
И в лабиринте тьмы проходы отмечают.
Вон там, боясь упасть, Паскаль замедлил шаг;
Вот здесь, где я иду, шел некогда Жан-Жак;
В своем стремленье ввысь, к небесному простору,
Вольтер шагнул сюда, но потерял опору.
«Я вижу!» — он успел воскликнуть, как пророк.
Пускай теперь и нас покроет пыль дорог!
Должны преодолеть и мы крутые склоны;
Нам предстоит открыть безвестные законы;
Пока жива душа и разум не умолк,
Мы будем выполнять апостольский свой долг.

О люди! Радуйтесь, стремитесь к счастью, верьте!
— Но что я слышу там? То хриплый хохот смерти!
Столетия вражды, усобиц и угроз,
Несправедливостей, изгнаний, горя, слез,
Вся злоба и весь гнев, все, все, что накопилось
И что в глубинах душ осадком отложилось,
Неслыханной грозой не разразится ль вдруг?
Озлобленность вокруг и ненависть вокруг;
Уже притихло все, ждет грозового гула,
И молния вдали меж черных туч сверкнула!
Но тщетно хочет месть сорвать свой горький плод:
Нам в этот страшный миг бог просветленье шлет,
Он стрелы молнии в зарю преображает.

Бог в нашем сердце гнев и злобу пожирает;
Он в душу грешную свергается с высот,
И все, что видит в ней, он казни предает,
Щадя одну любовь; он зависть рвет на части,
Он клювом совести выклевывает страсти;
Он когти разума вонзает в мысли нам
И исторгает ложь, что угнездилась там;
Он очищает нас от грязи и страданий,
Инстинктов низменных и суетных желаний;
И, нас освободив, очистив нас от зла,
Взмывает в небеса; и вновь душа светла;
Смущенная, она взирает в удивленье.
Кто в хватке огненной принес ей дар прощенья,
Кто вырвал ненависть, и радость от кого,
Кто это был — орел? Нет, — это божество.