Алексей Крученых - Стихотворения. Поэмы. Романы. Опера

В. И. Ленин (1870–1924) скончался 21 января.

Из жизни вождя *

Опубликовано: Огонек. 1924. № 9.

Колчак Александр Васильевич (1873–1920) — адмирал, один из организаторов контрреволюции в Гражданскую войну.

Похибель хиляка *

Опубликовано: Поэты наших дней: Антология. М.: Всероссийский Союз Поэтов, 1924.

1914-24 гг *

Опубликовано: ЛЕФ. 1925. № 3 (7). Н. И.

Харджиев писал, что этот «антимилитаристский памфлет» представляет собой «конгениальную стиховую параллель „жестоким“ гротескам Жоржа Гросса» (Харджиев Н. И. Судьба Крученых. С. 305).

Акула и червяк *

Опубликовано: Новый Леф. 1927. № 10.

Чемберлен Невилл (1869–1940) — премьер-министр Великобритании в 1937–1940 гг.

Эмилии Инк ликарке и дикообразке *

Опубликовано: Крученых А. 15 лет русского футуризма: 1912–1927 гг.: Материалы и комментарии: Продукция № 151. М.: Изд. Всероссийского Союза Поэтов, 1928.

Инк (наст. фамилия — Ванштейн) Эмилия Владимировна (1899–1994) — балерина, актриса, театральный режиссер.

Пустынники *

Пустынница *

Поэмы составили книгу: Крученых А. Пустынники. Пустынница: Две поэмы. М.: изд. Г. Л. Кузьмина и С. Д. Долинского, [1913].

Полуживой *

Поэма вышла отдельным изданием: Крученых А. Полуживой. М.: изд. Г. Л. Кузьмина и С. Д. Долинского, [1913].

Ларионов Михаил Федорович (1881–1964) — живописец, одна из центральных фигур русского авангарда.

Разбойник Ванька-Каин и Сонька-Маникюрщица (Уголовный роман) *

Роман впервые опубликован в журнале «ЛЕФ» (1924. № 2); в 1925 г. вышел отдельной книгой. В настоящем издании печатается по: Крученых А. Четыре фонетических романа: Продукция № 142. М.: Издание автора, 1927.

В предисловии к этой книге Б. Несмелов писал:

«Уголовный роман» А. Крученых о разбойникке Ваньке-Каине представляется особо значительным явлением в творчестве этого своеобразного автора.

Здесь налицо все прежние черты поэта, здесь яркая и определенная, такая характерная для него, установка на фонетику, на звук. Роман воет и стонет, как его озверевший в длительном одиночном заключении герой, бросающийся даже на свою освободительницу.

— Оо-у, уу-а, о-о-ы-ы, у-у-у-у… Вот основной звукоряд, мучительное нарастание глухих гласных, которое разрешается в убийство, в хряк, в гром.

Эта смертоносная фонетика уложена, как обычно, в заумные слова, в выразительнейшую заумь, ибо блат, воровское и разбойничье арго, испещряющее строчки романа, — это, конечно, не фольклор, не быт, не анекдот, не бабелевщина, не купринские киевские очерки. Это чистейшая заумь и ею остается, несмотря на прилагаемый автором словарик, из которого видно, что настоящих крученыховских заумных слов, кроме, пожалуй, двух-трех междометий, здесь нет. Именно, просмотрев словарик этих причудливо перемешанных осколков сегодняшнего блата, южно-русского и сибирского диалектов, словечек Достоевского и выражений времен Пугачева, — именно после этого, при чтении романа, легко убедиться, как безразлично смысловое значение этих заумно-незаумных слов. Внимание целиком поглощается звукообразом, таким целостным и динамичным в романе.

Однако, этот дерзко обнаженный прием заумника находится в тесной связи с тем новым и необычным для Крученых, что есть в романе. Романе. Оставаясь чистой и мастерской звукописью, «Ванька-Каин и Сонька-Маникюрщица» есть роман в самом настоящем смысле, вещь насквозь сюжетная, больше того — фабульная. Это действительно уголовный, детективный, авантюрно — героический, чуть-чуть даже пародийный («Похождения разбойника Чуркина») роман. Наиболее квалифицированные идиоты, может быть, даже завопят от удовольствия, если заметят, что драматизм романа оправдан не только жутким основным звукорядом, но и психологически. Это у Крученых-то! Есть отчего взвыть узколобым «гунявым начтюрьмакам» от поэзии!

Но это уже полное право и неотъемлемое свойство тоже-критиков — безнадежно и неизлечимо не понимать, что лабораторные опыты, как бы сенсационны они ни были, не есть самоцель, что приемы создаются как орудие сознательного и целемерного творчества.

А Крученых, подобно своему роману и его герою, из темных застенков, созданных литературными тюремщиками, из углов, наполненных запретительным шипом Коганов- Рогачевских, уходит в простор, в вольницу,

— на Во-о-о-лгу —

нового народного эпоса. Сейчас он готовит цикл поэм «Иоганн Протеза», один из самых ярких литературных протестов против войны, этой фабрики механизированных обрубков человеческого мяса… И как смешны после этого шепелявые советы Крученыху: