Виктор Гофман - Любовь к далекой - поэзия, проза, письма, воспоминания

С глубочайшим уважением

Виктор Гофман

1 октября – 1902

Глубокоуважаемый Валерий Яковлевич!

Завтра, в среду, к величайшему своему сожалению быть у Вас не могу, так как занят я теперь все время, до невозможности. В следующую среду постараюсь быть. Стихи перепишу для Вас с великим удовольствием. Екатерина Онуфриевна осведомлялась о Вас: она в чрезвычайном беспокойстве относительно Вашего здоровья: другой причины, кроме болезни, она не может подыскать тому, что Вы так долго не посещали «Русский листок».

С глубочайшим уважением

Виктор Гофман

12 марта 1903

Глубокоуважаемый Валерий Яковлевич!

Вчера я совершенно позабыл поговорить с Вами относительно дня посещения Владимира Федоровича Фишера. Так как сегодня на лекции Бальмонта быть не могу и, следовательно, не увижу Вас, то и обращаюсь к Вам письменно. Напишите мне, пожалуйста, в какой из дней Вы свободны; я сообщу ему, и мы отправимся к нему. Он страстно желает познакомиться с Вами. Бальмонт дает для сборника 10 стихотворений (5 за подписью Бальмонта, 5 – Лионель), Бугаев от 4 до 6 стихотворений и ещё что-нибудь из прозы, так что Вы не будете одиноким и покинутым среди чуждых Вам имен…

Жду скоро ответа

С уважением Виктор Гофман

20 апреля 1903

Дорогой Валерий Яковлевич

Согласно обещанию, сообщу Вам всё подробно, что произошло у нас в Москве во время Вашего отсутствия. Относительно «Северных цветов» в газетах как-то загадочно безмолвствуют, ни в «Новостях дня», ни в «Русском слове», насколько мне известно, пока не обмолвились относительно них ни единым словом. Что это значит, совершенно мне неведомо. «Грифы» полагают, что это ожидают (их) сборника, чтобы уже затем обрушиться и что это молчание — затишье перед грозой.

Только в «Курьере» была снисходительно-поощрительная рецензия Курсинского, на которую очень злобствует Пантюхов. Он же пере­давал мне, что во всех редакциях очень ожесточенно ругают меня за стихи к Вам и к Бальмонту, так что можно ожидать всенародной экзекуции. На днях «Новости дня» напечатали результаты своей анкеты о великих людях. Две вещи в этих результатах меня совершенно поразили. Одно — как можно признавать и называть великими таких, на мой взгляд, совершенно ничтожных и даже не поддающихся никакому возвеличению людей, как Вересаев, Собинов, Фигнер. Демчинский, которые получили немало голосов, второе — это о «декадентах»: голоса за «декадентов» были выделены редакцией в отдельную группу и общему счислению не подлежали. Наибольшее число голосов получил, к крайнему моему изумлению. Ребиков. и затем только следуете Вы. Бальмонт, Андрей Белый… Кому у нас известен Ребиков и кто эти, подавшие за него голоса — не понимаю.

Бальмонт почему-то чрезвычайно подружился с Соколовым, чрезвычайно часто бывает там и перешел с ним на ты. Соколов с рвением выполняет свои редакторские обязанности и показывает свои административные таланты. Первый подвиг его на этом пути было то, что он изгнал Хесина вместе с его статьей о Леониде Андрееве. Говорят, что в этом изгнании повинны также Бальмонт и Курсинский, которые возмутились будто бы слишком редакторским поведением Хесина.

Новости, кажется, все.

Я написал несколько маленьких стихотворений на Пасхе, теперь ничего не пишу, а хожу в гимназию, даю два урока и тревожно мыслю об экзаменах.

22 апреля 1903

Вчера вечером вышел «Гриф». Первое впечатление — в высшей степени скверное. Обложка, шрифт, бумага, общее расположение – блестяще свидетельствуют о полном безвкусии составителей. Слишком мало прозы. Одни стихи — и есть удивительно плохие — Ал. Койранского (первые два — совершенно неприличное подражание Вам). Генриха Койранского, Ал. Курсинского и, наконец, самого Соколова.

Скоро ли Вы приедете? Без Вас у нас всё как-то распадается, никто ни с кем не видится, нет центра, вокруг которого все группируется и обращается.

Как Вам нравится Лопатинский? Я в него совершенно влюблен. Во всей его фигуре, в лице, в каждом движении его есть что-то удалое, молодеческое, беспечно-смелое и самоуверенное. Это мне ужасно нравится.

У нас удивительная погода. Весна! солнце! любов[ь]! Я удивительно счастлив, в самом безумном восторге от всего на свете. У меня новый роман с женой (впрочем, незаконной) одного инженера…

Напишите мне что-нибудь. Когда Вы приедете, что там делаете в Париже, не написали чего-нибудь нового? Вы, сравнительно с Бальмонтом и Андреем Белым, очень бедно представлены в «Грифе». Это нехорошо. Скоро отправлюсь с визитом к Образцовой, ведь она, вероятно, теперь приехала. Жду новостей, очень, очень жду.