Варлам Шаламов - Колымские тетради

Тогда твоим последним шагом
Куда-то вверх, куда-то вдаль
Оставишь на моей бумаге
Неизгладимую печаль.

Густеет темный воздух,
И видно в вышине,
Как проступают звезды
На синем полотне.

Походною палаткой
Натягивают ночь.
Пилюли и облатки
Не могут мне помочь.

И я один на свете,
Седеет голова.
И брошены на ветер
Бумажные слова…

Стучался я в калитку,
Просился в райский сад
Бесплодная попытка —
Вернулся я назад.

Там горькая услада,
Секрет моей беды.
Мальчишеского сада
Незрелые плоды.

Казалось мне, что руку
Довольно протянуть,
Исчезнет моя мука
За несколько минут.

Их вкус живет доселе
В моем иссохшем рту.
И к той же самой цели
Я взрослым подойду.

И яблоки литые
К моим ногам летят,
Как солнца золотые,
И озаряют сад.

Лирично то, что лично,
Что пережил я сам.
Едва ли нам прилично
Не верить чудесам.

Ходят взад-вперед дозоры,
Не сводя солдатских глаз
С дальних спален Эльсинора,
Где ночует Фортинбрас.

Королевские террасы
Темный замысел таят.
Здесь, по мненью Фортинбраса,
В каждой склянке налит яд.

Здесь фамильные портреты,
Притушив тяжелый взгляд,
Поздней ночью с датским ветром
Об убийстве говорят.

В спальне на ночь стелет шубу
Победитель Фортинбрас
И сует усы и губы
В ледяной прозрачный квас.

Он достиг заветной цели,
Все пред ним склонились ниц
И на смертных спят постелях
Восемь действующих лиц.

Он не верит даже страже,
Сам выходит на балкон.
И готов с любым миражем
Завести беседу он.

Он не будет слушать глупых
Увещаний мертвеца,
Что ему наследство трупов,
Страсти сына и отца.

Что ему цветы Офелий,
Преступления Гертруд.
Что ему тот, еле-еле
Сохранивший череп шут.

Он не будет звать актеров,
Чтоб решить загадку ту,
То волнение, в котором
Скрыла жизнь свою тщету.

Больше нет ни планов адских,
Ни высоких скорбных дум,
Все спокойно в царстве датском,
Равномерен моря шум.

Фортинбрас идет обратно,
Потушив огонь свечи.
На полу, чертя квадраты,
Скачут лунные лучи.

Кто же тронул занавеску,
Кто прижался у стены,
Озарен холодным блеском
Наблюдательной луны?

Кто сумел войти в покои
И его развеял сны
Нарушителем покоя
Покорителя страны?

Чья-то речь, как волны, бьется,
Как морской прибой шумит,
И над ухом полководца
Чей-то голос говорит:

«Ты пришел за древним троном
В самый знатный из дворцов,
Ты спешил почтить поклоном
Неостывших мертвецов.

Знаю, ты боишься смерти,
Не солдатской, не простой
И не той, что жаждут черти
За могильною чертой.

Ты боишься смерти славы,
Смерти в памяти людей —
Где частенько прав неправый
И святым слывет злодей.

Только я даю бессмертье,
Место в вечности даю.
Запишу сестру Лаэрта
В Книгу Светлую мою…

Год пройдет — не будет флага,
Фортинбрасова значка,
Но отравленная шпага
Проблестит еще века.

Лишь свидетельство поэта,
Вдохновенного творца —
Книга Жизни, Книга Света
Без предела и конца.

Может быть, язык библейский
В совершенстве простоты,
Суете, вполне житейской,
Дал значенье и мечты.

Подчинить себе я властен,
Мудреца и дурака,
Даже тех, кто не согласен
Уходить со мной в века.

Разбегутся сны и люди
По углам музейных зал,
Даже те, кто здесь о чуде
Никогда и не мечтал.

Может быть, глаза портретов
Старых рыцарских времен
Шлют проклятие поэтам,
Разбудившим вечный сон.

Может, им не надо славы,
Их пугает кисть и стих,
Может быть, они не вправе
Выдать горестей своих.

Но художника ли дело
Человеческий покой,
Если чувство завладело
Задрожавшею рукой.

Даст ответ не перед веком,
Перед собственным судом —
Почему завел калеку
В королевский пышный дом…

Ты в критическом явленье
В пьесу ввел свои войска,
Создавая затрудненье
Для финального стиха.