Вечер в ладони тебе; отдаю я, безмолвное сердце.
Шагом усталых трамвай па пылающий Запад
Гибкую шею дуга не возносить с печальным упорством;
Рты дуговых фонарей белоснежно оскалили зубы;
Вечер, изысканный франт, в не небрежно-помятой панаме
Бродить лениво один по притихшим тревожно панелям;
Лето, как тонкий брегет, у него тихо тикает в строгом
Кармане жилета. Я отдаю тебе вечер в ладони,
Безмолвное сердце.
Версты ложились, как дети, в колыбели зелени
На мягкие вздохи изумрудных лугов,
И клочьями дымов, как пухом, устелены
Вскидывались худые ребра канав и мостов,
А над бегом безумья без слез опрокинуть
Плещущийся гривами облаков океан,
Где, сложив молитвенные руки, стынуть
В муке раскрытые губы пяти очарованных стран.
По тротуарам бульварной зелени в рупор
Седой Колумб отплытье проплакал,
И любовно в небе стелется крошечный Ньюпор,
И звенит вековой, поросший ржавчиной якорь.
Вскинетесь забытые одичавшим голосом,
Это ночь украли, это вас хотят обмануть,
Ведь велел же седой Колумб веселый сон
Ветрами бесплодий паруса надуть.
Прощайте забытые острая ученичества!
Обманули, украли, и теперь
Повешенный взор электричества
Умирающий мечется, как пленный зверь.
Сочинение для скрипки и фортепиано
Меняем прицел небосвода
на сумерки: тысячу двадцать!
Не сердцу ль чудес разорваться
за линией черного года?
На город, заросший глухими
криками, за мановенье ока,
давно ли сами вы буйно кликали
конницу от востока?…
Когда же тесно стало от говора,
вы пали на землю, кружась в падучей.
Горячим грохотом железных сковород
вас отрезвит ли военный случай?
В лавках, набитых тревогой кувырком,
аршином смерьте, что есть хвалить вам.
Не завтра ль, выданы смертельным сумеркам,
пойдете к песням вы и к молитвам?
Пусть же алое полымя каждое сердце крестит,
слушайте там, за долами, марш, зазвеневший вместе:
«Сердце ударами вен громи, пусть зарастет тропа та,
где обескровлено венграми белое тело Карпата»
«Ах дайте, ах дайте-же месяцу…»
Ах дайте, ах дайте-же месяцу
Спустить голубую прядь,
Что-б на ней было можно повеситься
И медленно умирать.
Не правда-ли корректно, это корректно изумительно,
Так тихо, не тревожа никого,
Даже кровью не пачкая сероватого кителя
Мостовой?…
Март 1015 г.
Рисунок Давида Бурлюка
Лошади выглядят бодрыми,
Попоны — цветными кафтанами,
Наездница движет бедрами
И звуками гортанными.
Стянуты бедра намеренно,
Далекая линия губ ала.
Лорнирует Мэри мерина
В меридиане купола.
Твои гранитные устои
Не поколеблет ход времен.
Гляжу и мыслю: роковое
Есть в неуклонности колонн.
Века надежд, исканий страстных
Лежат, пронзенные иглой.
А ты раскинут безучастный,
Свидетель мрачный, но живой.
Не для молитв твои приделы
И не для святости покой.
Без крыльев дух, без крови тело —
Тебя замыслил гений злой.
«Полки выступают, готовые к бою…»
Полки выступают, готовые к бою.
У всех одинаково-строгие лица.
Я окна и двери печалью закрою
И буду за них, за ушедших, молиться.
«Здравствуйте, M-lle Поэзия!»
Андрею Акимовичу Шемшурину
Где синих гор сомкнулся полукруг,
Стариннных дней Италии, — далекой
Жестоких севера заиндевевших вьюг,
Широкий профиль бросил храм высоко.
Читать дальше