Наталья Кугушева - Проржавленные дни - Собрание стихотворений

И ничего не меняется. Литературной работы у нее нет: еще в Казахстане по совету друзей она пыталась пройти проторенными тропинками писателя, ищущего заработка: сочинила детское стихотворение о мышах («Мурзилка» отвергла), написала в Алма-Ату предложение перевести что-нибудь из казахской поэзии (Алма-Ата промолчала), сочинила просоветское стихотворение (оно осталось неопубликованным). Моссовет отказал ей в комнате, Союз писателей – в пенсии. В октябре 1956 года она пишет Шепеленко: ««С голоду, конечно, я не умираю, просто скучно. Но не от этого у меня тоска. Такого длинного периода молчания у меня давно не было. Как уехала из своего Казахстана, так и замолчала. Я привыкла к тишине и одиночеству, а теперь нет у меня одиночества. За все это время я и часа не была одна. Все чужое. Дома нет. Нет своего стола» [40] Письмо от 30 октября 1956 года // РГАЛИ. Ф. 2801. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 1. . Пенсия в 200 рублей (старыми деньгами, т.е. двадцать по ценам 1961 года), которой едва хватало в Казахстане, при бесплатном жилье и местных ценах, в условиях сравнительно благополучной Калужской области обрекала ее на нищенство. Она попробовала инициировать издание книги избранных произведений Сивачева, но оказалось, что получить гонорар в качестве наследницы она не может. (Но какова гордость! В письме к Лесючевскому она особенно подчеркивает: «Сообщая о своих жизненных невзгодах, я вовсе не хочу, чтобы книга избранных произведений моего мужа была издана исключительно в целях моего материального обеспечения» [41] Цитируется по копии: РГБ. Ф. 516. Карт. 3. Ед. хр. 9. Л. 8. ). Она просила назначить ей, как вдове советского писателя, прибавку к пенсии – заведовавший этими делами Д. К. Богомильский посоветовал ей «усидчиво поработать некоторое время во Всесоюзной библиотеке им. В. И. Ленина» [42] Письмо от 17 февраля 1959 года // РГБ. Ф. 516. Карт. 1. Ед. хр. 36. Л. 1. , чтобы доказать факт одобрения Сивачева Горьким. «Но Вы знаете, Давид Кириллович, что в Ленинскую библиотеку мне, как не живущей в Москве, вход запрещен?» [43] РГБ. Ф. 516. Карт. 3. Ед. хр. 9. Л. 3. – интересовалась она в ответном письме. Еще б ему не знать.

К концу 1950-х она почти ослепла – это видно по тому, как от письма к письму деформируется почерк. 12 апреля 1960-го она уже не пишет, а диктует: «Я в очень плохом состоянии, я совсем ослепла. Сейчас хлопочут о моем помещении в инвалидный дом. Литфонд во мне не принимает никакого участия. Моя близкая подруга умерла, другая заболела, никто мне не помогает. Конечно, в инвалидный дом ехать мне не хочется, но больше делать нечего» [44] Письмо Л. Богомильскому // Там же. Л. 22. . В 1961 году ее отправляют в инвалидный дом (ст. Кучино Горьковской ж.д.) – родственников у нее нет, а немногочисленные живые друзья сами нуждаются в уходе. Рачительное государство немедленно среагировало: «У меня неприятность. Меня лишили пенсии, т.к. я нахожусь на гособеспечении», – пишет (диктует) она в одном из последних писем. – «Уж очень мне скучно и тоскливо» [45] Там же. Л. 26. .

Она умерла 22 апреля 1964 года. Могила ее не сохранилась.

Творческое наследие H. П. Кугушевой вопреки обстоятельствам сохранилось с изрядной полнотой. При жизни ей удалось напечатать менее тридцати стихотворений – между 1920 и 1929 годами. В начале 1920-х годов готовились к печати два сборника ее стихов [46] См. в автобиографии, посланной П. Я. Заволокину в мае 1923 года: «Две книги стихов готовы к печати. Одну купило книгоиздательство Новый Мир, но книга выходит уже год и вряд ли выйдет» (РГАЛИ. Ф. 1068. Оп. 1. Ед. хр. 81). , причем один из них – «Некрашеные весла» – даже печатно анонсировался в изданиях литературной группы «Зеленая мастерская» [47] В частности – на спинке обложки книги: Полонский Я. Вино волос. Пг., 1921. . Много лет спустя, вспоминая об оставленном в московской квартире архиве, она уточняла: «А у меня очень много было стихов в сундуке, даже были, я, две “книги”, сброшюрованные <���…> одна самая ранняя называлась “Некрашеные весла”, а другая, кажется, “Проржавленные дни”» [48] Недатированное (1952?) письмо к Д.И. Шепеленко // ГЛМ. Ф. 366. Оп. 1. Ед. хр. 5. Л. 116. .

В годы казахстанской ссылки, когда даже эфемерные надежды на публикацию иссякли, Кугушева почти ежемесячно отправляла своим постоянным корреспондентам автографы новых стихотворений, надеясь тем самым спасти их от забвения. По счастливой случайности, из четырех крупных корпусов ее писем – к А. Н. Златовратскому, Н. Н. Минаеву, Д. И. Шепеленко и М.Н. Яковлевой – первые три сохранились практически безупречно. В ее эпистолярии этих лет тема физического сбережения стихов прямо или завуалированно возникает постоянно: «И мне очень жаль, если я умру здесь, то пропадет моя тетрадь со стихами. Ведь даже некому ее поручить отправить хотя бы Вам» [49] Письмо А.Н. Златовратскому 13 ноября 1947 года // РГАЛИ. Ф. 202. Оп. 2. Ед. хр. 187. Л. 23. ; «Пиитствовать, в сущности, совершенно бесполезное занятие, оно никому не нужно, а тем более мне, после меня всё пропадет, хорошо, если будут разжигать печку. А у меня много здесь. Но я совершенно не могу бросить, как ни старалась» [50] Письмо к Д.И. Шепеленко 8 июня 1952 года // ГЛМ. Ф. 366. Оп. 1. Ед. хр. 4. Л. 91-91 об. .