Юрий Верховский: Струны: Собрание сочинений

И гул толпы, и грохот – ускользал.
А зеркала мой образ отражали –
Я в них читал волшебные скрижали,
И новой жизнью был мне чудный зал:

Так это – я? неведомый и странный,
Гляжусь, как в мир – огромный, многогранный…
Как на себя я дивно непохож!

Так это – я? и тут, с собою рядом
Вновь я гляжу – чужим и близким взглядом?..
Как холодна мне здешней жизни дрожь!

Дождь идет. Как черно за окном!
Хоть живет, спит давно старый дом.

Не уснуть. Как усну я с дождем?
Как-нибудь ночь одну переждем.

Что в окно там глядит он – старик?
Уж давно он кряхтит, я привык.

Я его ведь люблю; он – меня.
Ничего; не дремлю с ним ведь я.

Темнота. Тишина. Дождь идет.
Это – та; то – она; их полет.

Вот крылом здесь шуршат – возле, тут –
И кругом – и спешат, и живут.

И сюда уж ведет, старый вождь,
Как всегда, свой народ тихий дождь.

Вот из тьмы снова он заглянул.
Слышим мы словно стон, словно гул.

Всё идут. Тихий шум. Звук шагов.
Слышно тут много дум, тихих слов,

И вестей, и угроз, и мольбы,
Злых затей, тайных гроз и борьбы.

Тише всех о любви тут журчат…
Слабый смех улови… Чу!.. Молчат…

Всё молчит. Громом слов над толпой
Прозвучит властный зов… Тишь? Покой?

Тишина. Темнота. Их полет.
То – она; это – та. Дождь идет.

Дождь идет, и темно за окном.
Хоть живет, спит давно старый дом.

Рвется прочь сказка-ложь. Напролет
Ты всю ночь не уснешь. Дождь идет.

Посеребренный лук Диана
Высоко в небо подняла.
И стала девственно-светла
Засеребрившаяся мгла.
Кому же суждена стрела
Неистощимого колчана?

Не грудь могучего,
Не белый лебедь у фонтана,
Не кудри дуба – шлем титана,
Не томно-гибкая лиана, –
Мечта осенняя… Диана!
Ее разит твоя стрела.

Тесно сдвинут
Лабиринт.
Старый город,
Чем ты горд?

Меж гранитом
Строен ритм –
Подневолен
Шелест волн.

Парус плачет
Между мачт;
Путь наш долог –
Хмурый долг.

Камень-берег
Страсть отверг:
Тени носит
Черный мост.

В тьму низринут
Лабиринт.
Здесь не дорог
День – восторг.

Жизнь украсить –
И упасть:
Меряй взором
Хаос форм!

Черных масок
Темных ласк
Жди, растроган,
В пасти стогн!

Вьется, бурен,
Прах из урн.
Тусклый город,
Чем ты горд?

Заполночь, завывающей зимой,
Без блесток, и звезд, и луны,
Когда ты возвращаешься домой
И видишь, что окна темны, –

Еще ты приближаешься и ждешь:
Ряд окон засветит вот-вот…
Но чуешь засмеявшуюся ложь –
И сердце во мрак упадет

И, слившись с заполуночной зимой,
Поймешь ты и то, что темно;
Спокойно ты постигнешь, что домой
Вернуться душе не дано.

Пятно туманной луны
Маячит в выси туманной.
А снег, дыша умиленностью,
Исходит каплями благостными.

Под снами нашими тягостными
И здесь весенней влюбленностью –
Больною, тусклой, обманной –
Мы все – уже – влюблены.

Душен яркий зной,
Никнешь головою.
Папоротник сквозной
С ласковостью живою –
Словно сон, колышется;
Ты под ним в забывчивости;
Чувствуется и слышится
Снящееся в расплывчатости.

Тихо взор замкнул
Ты зарей пурпурной.
Вслушивайся же в гул
Жизненности лазурной –
В сны благоуханные,
Легкие и тягостные,
Призрачные, нежданные,
Солнечные и благостные.

Когда я в августе, в закатный час, иду
В моем запущенном мечтательном саду,
И этот ясный час различно-одинаков
В покрове, реющем на купав мальв и маков,

На листьях и цветах, на небе и земле, –
И я среди цветов качаюсь на стебле.
И тихо нас манит, прозрачной дремой вея,
Лилово-светлая пленительная фея.