И пятиглавые московские соборы С их итальянскою и русскою душой Напоминают мне явление Авроры, Но с русским именем и в шубке меховой. 1916
* * *
На розвальнях, уложенных соломой, Едва прикрытые рогожей роковой, От Воробьевых гор до церковки знакомой Мы ехали огромною Москвой.
А в Угличе играют дети в бабки И пахнет хлеб, оставленный в печи. По улицам меня везут без шапки, И теплятся в часовне три свечи.
Не три свечи горели, а три встречи Одну из них сам Бог благословил, Четвертой не бывать, а Рим далече И никогда он Рима не любил.
Ныряли сани в черные ухабы, И возвращался с гульбища народ. Худые мужики и злые бабы Переминались у ворот.
Сырая даль от птичьих стай чернела, И связанные руки затекли; Царевича везут, немеет страшно тело И рыжую солому подожгли. 1916
Соломинка
1
Когда, соломинка, не спишь в огромной спальне И ждешь, бессонная, чтоб, важен и высок, Спокойной тяжестью, - что может быть печальней, На веки чуткие спустился потолок,
Соломка звонкая, соломинка сухая, Всю смерть ты выпила и сделалась нежней, Сломалась милая соломка неживая, Не Саломея, нет, соломинка скорей !
В часы бессонницы предметы тяжелее, Как будто меньше их - такая тишина ! Мерцают в зеркале подушки, чуть белея, И в круглом омуте кровать отражена.
Нет, не соломинка в торжественном атласе, В огромной комнате над черною Невой, Двенадцать месяцев поют о смертном часе, Струится в воздухе лед бледно-голубой.
Декабрь торжественный струит свое дыханье, Как будто в комнате тяжелая Нева. Нет, не соломинка - Лигейя, умиранье, Я научился вам, блаженные слова.
2 Я научился вам, блаженные слова: Ленор, Соломинка, Лигейя, Серафита. В огромной комнате тяжелая Нева, И голубая кровь струится из гранита.
Декабрь торжественный сияет над Невой. Двенадцать месяцев поют о смертном часе. Нет, не соломинка в торжественном атласе Вкушает медленный томительный покой.
В моей крови живет декабрьская Лигейя, Чья в саркофаге спит блаженная любовь. А та, соломинка - быть может, Саломея, Убита жалостью и не вернется вновь ! 1916
* * *
1
Мне холодно. Прозрачная весна В зеленый пух Петрополь одевает, Но, как медуза, невская волна Мне отвращенье легкое внушает. По набережной северной реки Автомобилей мчатся светляки, Летят стрекозы и жуки стальные, Мерцают звезд булавки золотые, Но никакие звезды не убьют Морской воды тяжелый изумруд.
2
В Петрополе прозрачном мы умрем, Где властвует над нами Прозерпина. Мы в каждом вздохе смертный воздух пьем, И каждый час нам смертная година. Богиня моря, грозная Афина, Сними могучий каменный шелом. В Петрополе прозрачном мы умрем, Здесь властвуешь не ты, а Прозерпина. 1916
* * *
Не веря воскресенья чуду, На кладбище гуляли мы. - Ты знаешь, мне земля повсюду Напоминает те холмы ................................ ................................ Где обрывается Россия Над морем черным и глухим.
От монастырских косогоров Широкий убегает луг. Мне от владимирских просторов Так не хотелося на юг, Но в этой темной, деревянной И юродивой слободе С такой монашкою туманной Остаться - значит, быть беде.
Целую локоть загорелый И лба кусочек восковой. Я знаю - он остался белый Под смуглой прядью золотой. Целую кисть, где от браслета Еще белеет полоса. Тавриды пламенное лето Творит такие чудеса.
Как скоро ты смуглянкой стала И к Спасу бедному пришла, Не отрываясь целовала, А гордою в Москве была. Нам остается только имя: Чудесный звук, на долгий срок. Прими ж ладонями моими Пересыпаемый песок. 1916
* * *
Эта ночь непоправима, А у вас еще светло. У ворот Ерусалима Солнце черное взошло.
Солнце желтое страшнее, Баю-баюшки-баю, В светлом храме иудеи Хоронили мать мою.
Благодати не имея И священства лишены, В светлом храме иудеи Отпевали прах жены.
И над матерью звенели Голоса израильтян. Я проснулся в колыбели Черным солнцем осиян. 1916
* * *
Собирались эллины войною На прелестный остров Саламин, Он, отторгнут вражеской рукою, Виден был из гавани Афин.
А теперь друзья-островитяне Снаряжают наши корабли Не любили раньше англичане Европейской сладостной земли.
О, Европа, новая Эллада, Охраняй Акрополь и Пирей ! Нам подарков с острова не надо Целый лес незваных кораблей. 1916
Декабрист
- Тому свидетельство языческий сенат Сии дела не умирают ! Он раскурил чубук и запахнул халат, А рядом в шахматы играют.
Честолюбивый сон он променял на сруб В глухом урочище Сибири И вычурный чубук у ядовитых губ, Сказавших правду в скорбном мире.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу