Щедрость такая припомнится осенью.
Скосим. Посушим. Начнем обмолот.
Хлеб уродится! И прямо и косвенно
Можно сегодня сказать наперед!
1978
— Бабушка! Годков-то много ли? —
Я спросил на стёжке узкой.
Личико такое строгое,
Взгляд непоправимо грустный.
— Сколько дашь? —
Впилась глазами.
— Думаю, что девяносто.
— Добрый! Взял чуть-чуть убавил,
Два годка осталось до ста!
Век живу! Легко ли молвить?!
Три войны легли на плечи,
Трижды край мой кровью полит,
Трижды мой народ калечен.
Дом осел, сносились двери,
Печь кирпичная рассохлась,
А я живу! А я при деле,
Есть, скажи, у бабки совесть?!
Стал быть, богу так угодно,
Чтобы я не умирала,
Стал быть, нет земли свободной,
Для могилы места мало.
Не нужна я богу, значит,
Я уж с ним и не враждую.
Что-то чибис нынче плачет,
Это, милый, не к дождю ли?
Ветерок трепал веретье,
Чуть посвистывал в полыни,
И несла свое столетье
Бабка в грубой мешковине.
1978
— Красота твоя несказанна! —
Я воскликнул, увидев сазана,
И, любуясь нездешней красой,
Вновь воскликнул: — Какой ты большой!
Чешуей, золотою кольчугой,
И ноздрями и жабрами чуял,
Что попал он в большую беду,
Что потеря в сазаньем роду.
Бил хвостом он меня по ладони,
Было тело его молодое
Напряженное, как гимнаст,
Если б так вот ловили и нас!
Нет! Не мог я убить эту рыбу,
Бросил в Дон золотистую глыбу,
Завертелась воронка воды,
Но исчезли и эти следы.
Ты гуляй, мой сазан, глубиною,
Размножайся, расти подо мною,
Золотых сазанят выводи,
К человеку не подходи!
1978
Жизнь вновь не повторится. Нет!
Ни малой долею единой.
Вот почему гляжу в рассвет,
Как в очи женщины любимой.
Вот почему я говорю,
Отдавшись и трудам и негам:
— Дай бог, чтоб землю к январю
Зима покрыла белым снегом.
Вот почему мне шум воды
Весеннего происхожденья
Всегда поет на все лады:
— Я помню чудное мгновенье!
Вот почему мне дорог день,
И эта даль, и этот сумрак,
И этот тесный круг людей,
И перезваниванье рюмок.
И голос женщины одной,
В которую влюбился сразу,
Которая, сказав: — Родной! —
Не предала меня ни разу!
1978
— А вы седой! — сказали мне при встрече, —
А были черный! — Был! — ответил я.
И что-то мне тотчас легло на плечи
И придавило камнем бытия.
— А ты не старый! — как-то мне сказали
Друзья мои за праздничным столом.
И мне как будто руки развязали,
И свистнул воздух под тугим крылом.
И полетел я в облачные выси,
И был я очарован красотой,
Дремавшие во мне дотоле мысли
Заволновались нивою густой.
Друзья мои, внушайте людям веру,
И чаще говорите «Добрый день!»,
И следуйте хорошему примеру,
Продляйте добрым словом жизнь людей!
1978
Белая пагуба,
Звонкая чудо-беда,
Стонет метель.
Никого! Ни дорог, ни следа.
Кто замерзает —
зверь,
или путник,
иль конь?
Это кому так
И гибельно и нелегко?
Ветер!
Утихни, и сжалься,
И душу живую спаси.
Устереги милосердно
И в теплую хату внеси!
1978
Как доброго слова везде не хватает!
Скажу его — лица людей озарятся.
И я, как купец, что кутит и гуляет,
Открыл свою душу — пошел разоряться!
На почте смеюсь, почтальонкам с порога:
— Вторую зарплату вам всем назначаю!
— Себя не забыли? — хохочут девчата.
— Мне две маловато — я три получаю!
В сберкассе, шутя, заявляю кассирше:
— Пустяк ваши вклады пред вашей красою!
Вы чем умывались сегодня, скажите? —
Кассирша смеется: — Обычной росою.
— Обычной росы на земле не бывает,
Обычной красы и природа не терпит. —
Кассирша довольна, кассирша сияет,
А день не субботний — всего понедельник!
Кричу мяснику, что согнулся под тушей:
— Давай подмогну, надорвешься, родимый!
А ты еще нужен и теще, и детям,
И даже, возможно, супруге любимой.
Из глаз огонечек сверкнул вороватый:
— Помощников много, а мяса нехваток.
Вон очередь, видишь? Вставай-ка в затылок,
Законно получишь, уйди от греха-то!
Читать дальше