Антология: Поэзия Латинской Америки

Для маленького принца
Затеян этот праздник,
Для маленького принца
С льняными волосами —
Волною по плечам
Рассыпались их пряди…
А темные глаза,
Как две звезды, играют:
То гаснут, то мерцают,
То вспыхивают ярко.
Он для меня подушка,
И шпора, и корона [3] …подушка, // И шпора, и корона… — Поэтика Марти опирается на систему символических образов, в данном случае подразумеваются отдых, воля к борьбе, победа. …
С коварным зверем в схватке
Моя рука не дрогнет,
Но эта же рука
Как воск в его ручонке.
Чуть он нахмурит брови,
Как я уже в тревоге,
Едва слезу обронит,
От страха я белею…
Мое омыто сердце
Его горячей кровью,
И может оно биться
Лишь по его приказу…
Для маленького принца
Затеян этот праздник.
Приди ко мне, мой рыцарь,
Тропинкой заклинаний,
Войди, мой повелитель,
В прибежище печали!
Едва передо мною
Твой образ возникает,
Мне мнится, что звезда
Опаловым сияньем
Печальное жилище
Мое преображает;
И тени отступают,
Пронизанные светом,
Как тучи перед солнцем,
Им раненные насмерть!
Оружья не сложивший,
Я вновь готов сражаться
За маленького принца,
Его большое счастье!
Он для меня подушка,
И шпора, и корона…
Подобно черным тучам,
Когда пронзит их солнце
И радужным соцветьем
Их чернота займется,
Мрак моего жилища,
Пронзенный шпагой принца,
Лилово-алым светом
Мгновенно озарится…
Мой милый принц, ты хочешь,
Чтоб я вернулся к жизни?
Приди ко мне, мой рыцарь,
Тропинкой заклинаний,
Войди, мой повелитель,
В прибежище печали!
Смерть за тебя приму я
Как высшую награду…
Для маленького принца
Затеян этот праздник.

Да, я там был. И с головок обритой,
С тяжелой цепью на ногах влачился
Я среди змей, которые, на черных
Грехах своих виясь, казались мне
Червями теми, что с раздутым брюхом
И липкими глазами в смрадном чане
Средь бурой грязи медленно кишат.
Я проходил спокойно мимо грешных,
Как если б у меня в руках простертых,
Как на молитву, белая голубка
Раскрыла два широкие крыла.
Очами памяти мне страшно увидать
То, что однажды видел я глазами.
Я судорожно вскакиваю, словно
Бежать хочу от самого себя,
От памяти, что жжет меня, как пламя.
Кустарник цепкий память, а моя —
Куст огненный. В его багряном свете
Судьбу народа моего предвижу
И плачу. Есть у разума законы,
Порядок непреложный и суровый,
Как тот закон, которому подвластны
Река и море, камень и звезда.
Миндаль, который веткою цветущей
Мое окно от солнца закрывает,
Из семени родился миндаля.
А этот шар из золота литого,
Наполненный благоуханным соком,
Который девочка, цветок изгнанья,
На белом блюде протянула мне,
Зовется апельсин, и апельсином
Он порожден. А на земле печали,
Засеянной горючими слезами,
Лишь древо слез и вырастет. Вина —
Мать наказанья. Наша жизнь не кубок
Волшебный, что по прихоти судьбы
Несчастным желчь подносит, а счастливым
Токай кипучий. Жизнь — кусок вселенной,
Она мотив в симфонии единой.
Рабыня, за победной колесницей
Бегущая, прикованная к ней
Невидимыми узами навеки.
И колеснице этой имя Вечность,
Клубами пыли золотой сокрыта
Она от глаз спешащей вслед рабы.
О, что за страшный призрак! Как ужасна
Процессия виновных. [6] …Процессия виновных. — Марти считал рабовладение «первородным грехом» кубинского общества, за который должны расплачиваться новые поколения. Я их вижу,
Они бредут в унынье, задыхаясь,
По траурным полям пустыни черной.
Там рощи без плодов, трава иссохла,
И солнце там не светит, и деревья
На землю не отбрасывают тень.
В молчании они бредут по дну
Огромного и высохшего моря.
У каждого на лбу веревка, как ярмо
На шее у быка, и за собою
Рабов волочат — груду мертвых тел,
Иссеченных тяжелыми бичами.
Вы видите роскошные кареты
И праздничные белые одежды,
Коня-красавца с гривой заплетенной
И узкий башмачок — темницей служит
Не только ножке он, но и душе.
Смотрите: иностранцы презирают
Вас— жалкое и нищенское племя.
Вы видите рабов! Как связку трупов
Из жизни в жизнь, вам их влачить на спинах,
И тщетно будете молить, чтоб ветер
Несчастной вашей тронулся судьбой
И ваше бремя в атомы развеял.
Вздыми свой щит, народ! Поступок каждый
Либо вина, которую в веках
Ты понесешь, как рабское ярмо,
Либо залог счастливый, что в грядущем
Тебя от бед великих сохранит.
Земля подобна цирку в Древнем Риме.
У каждой колыбели на стене
Невидимый доспех ждет человека.
Пороки там сверкают, как кинжалы,
И ранят тех, кто в руки их возьмет.
И, как стальные чистые щиты,
Блистают добродетели. Арена,
Огромная арена наша жизнь,
А люди — гладиаторы-рабы.
И те народы и цари, что выше,
Могущественней нас, взирают молча
На смертный бой, который мы ведем.
Они глядят на нас. Тому, кто в схватке
Опустят щит и в сторону отбросит
Иль о пощаде взмолится и грудь
Трусливую и рабскую подставит
Услужливо под вражеский клинок,
Тому неумолимые весталки
С высоких каменных своих скамей
Объявят приговор: «Pollice verso!»
И нож вонзится в грудь до рукоятки
И слабого бойца прибьет к арене.