Антонин Ладинский - Собрание стихотворений

Все было печальной ошибкой,
Мы пали в неравном бою,
И бедную лиру с улыбкой
Я страшным векам отдаю.

Как воздух вокруг леденеет!
Как холодно! Это — зима.
А петь соловей не умеет,
Когда за окошком зима.

Вот мир отплывает, как льдина,
И гибели — кучкой зевак —
Мы машем платками: картина
Достойная слез как-никак.

Мы машем и машем платками.
В полярную пропасть несет
Мой домик с большими дворцами.
Европа, Европа, где — лот?

Снимаются с якоря горы,
Деревья, дома и гробы,
Как мачты, под этим напором
Трепещут и гнутся дубы.

Мы тяжесть высокой разлуки
Едва ли снесем свысока:
Мы видим — прелестные руки
Обвили за шею быка.

Я с горькой славой Рима
Судьбу твою сравнил.
Я ледяные зимы
Палладе посвятил.

Наперекор сугробам
Там вырос мир колонн,
Как странный лес за гробом,
Как непонятный сон.

И только голос лиры
К тебе из синевы,
И только город сирый
На берегах Невы.

И только слезы, слезы
Твоих небесных глаз,
Твои метаморфозы
И расставанья глас.

Небесное синее зренье
Швея над иглою слепит.
В том платье ночном, как виденье,
Красавица бал посетит.

Таков уж порядок на этой
Печальной и бедной земле:
В чернилах все пальцы поэта,
У золушки руки в золе.

Красотка стучит каблучками
На скользком полу восковом,
Сапожник разводит руками
Над бедным твоим башмачком.

Не плачь — все превратно и тленно
В шумихе земной чепухи,
Кончается бал неизменно,
Забудутся рифмы, стихи.

Не все ли равно, в этой драме
Какую играем мы роль:
Оплаканы пред небесами
Сапожник и датский король.

Истлеет прелестное платье.
Увянет румянец. Глаза
Ослепнут в могиле. Объятье
Утихнет, как в небе гроза.

Со вздохом он целует руку,
Она сквозь слезы вдаль глядит —
На небо, на любовь, на скуку,
И ничего не говорит.

А сверху некий театральный
Волшебник сыплет не спеша
Бумажки — белый цвет миндальный.
Порхает бедная душа

В туманном мире воркованья,
Преображенном впопыхах
Под музыку, под восклицанья,
Под арию о «двух сердцах».

Но тучный господин во фраке
Ее в медвежьих лапах мнет,
Такую тонкую. Во мраке
Автомобиль глазастый ждет.

Мерещатся ей замки, залы,
Поклонник — кошелек и фрак,
А юноши-то целовали
Ей маленькую руку…

Зима с умиленьем
Безмолвных холмов.
С последним паденьем
Дубовых листков.

Над сельскою прозой
Сияла зима,
Над райскою розой
Чья гибель — чума.

Над Римом, над бурной
Струей ручейка,
Над хижиной курной —
Жильем бедняка.

Средь мраморной стужи
Музейных колонн
О шерсти верблюжьей
Вздыхал Аполлон.

Шел путник. Мечтаньем
Себя утешал
И пальцы дыханьем
В пути согревал.

Все та же скука мира —
Пустая мишура,
И холодок эфира
На кончике пера.

Скучны земные девы
Под музыку балов,
И райские напевы
Для них — невнятный зов.

И только белый парус
На море голубом…
И только первый ярус
В театре городском.

Все холодней и строже,
Над скукой мировой,
Сияли в черной ложе
Глаза Лопухиной.

Кто знает — житель рая —
О чем в полночный час
Он думал, не смыкая
Над рукописью глаз,

Когда сквозь сон кричали
В аулах петухи,
И в Пятигорске спали
Средь сонной чепухи?

Спасибо вам средь тесных
Ущелий за намек:
За несколько небесных
И непонятных строк,

Которых в буднях мира
Нельзя читать без слез,
Как ангел из эфира
В объятьях душу нес,

Как средь земного бала
У черного окна
Томилась и вздыхала
И плакала она.