Иван Бунин - Том 1. Стихотворения

Мимо острова в полночь фрегат проходил
  Слева месяц над морем светил,
Справа остров темнел — пропадали вдали
  Дюны скудной родимой земли.

Старый дом рыбака голубою стеной
  Там мерцал над кипящей волной.
Но в заветном окне не видал я огня:
  Ты забыла, забыла меня!

Мимо острова в полночь фрегат проходил:
  Поздний месяц над морем светил,
Золотая текла по волнам полоса
  И как в сказке неслись паруса.

Лебединою грудью белели они,
  И мерцали на мачтах огни.
Но в светлице своей не зажгла я огня:
  Ты забудешь, забудешь меня!

Геймдаль искал родник божественный.
  Геймдаль, ты мудрости алкал —
И вот настал твой час торжественный
  В лесах, среди гранитных скал.

Они молчат, леса полночные,
  Ручьи, журча, едва текут,
И звезды поздние, восточные
  Их вещий говор стерегут.

И шлем ты снял — и холод счастия
  По волосам твоим прошел:
Миг обрученья, миг причастия
  Как смерть был сладок и тяжел.

Теперь ты мудр. Ты жаждал знания —
  И все забыл. Велик и прост,
Ты слышишь мхов произрастание
  И дрожь земли при свете звезд.

Он сел в глуши, в шатре столетней ели.
  На яркий свет, сквозь ветви и сучки,
С безумным удивлением глядели
  Сверкающие золотом зрачки.

Я выстрелил. Он вздрогнул — и бесшумно
  Сорвался вниз, на мох корней витых.
Но и во мху блестят, глядят безумно
  Круги зрачков лучисто-золотых.

Раскинулись изломанные крылья,
  Но хищный взгляд все так же дик и зол,
И сталь когтей с отчаяньем бессилья
  Вонзается в ружейный скользкий ствол.

За окнами — снега, степная гладь и ширь,
На переплетах рам — следы ночной пурги…
Как тих и скучен дом! Как съежился снегирь
От стужи за окном. — Но вот слуга. Шаги.

По комнатам идет седой костлявый дед,
Несет вечерний чай: «Опять глядишь в углы?
Небось, все писем ждешь, депеш да эстафет?
Не жди. Ей не до нас. Теперь в Москве — балы».

Смутясь, глядит барчук на строгие очки,
На седину бровей, на розовую плешь…
— Да нет, старик, я так… Сыграем в дурачки,
Пораньше ляжем спать… Каких уж там депеш!

Костел-маяк, примета мореходу
На ребрах гор, скалистых и нагих,
Звонит зимой, в туман и непогоду,
А нынче — штиль; закат и чист и тих.

Одни стрижи, — как только над горою
Начнет гранит вершины розоветь, —
Скользят в пролетах башни и порою
Чуть слышно будят медь.

Люблю сухой, горячий блеск червонца,
Когда его уронят с корабля
И он, скользнув лучистой каплей солнца,
Прорежет волны у руля.

Склонясь с бортов, с невольною улыбкой
Все смотрят вниз. А он уже исчез.
Вверх по корме струится глянец зыбкий
От волн, от солнца и небес.

Как жар горят червонной медью гайки
Под серебристым тентом корабля.
И плавают на снежных крыльях чайки,
Косясь на волны у руля.

«Ковчег под предводительством осла —
Вот мир людей. Живите во Вселенной.
Земля — вертеп обмана, лжи и зла.
Живите красотою неизменной.

Ты, мать-земля, душе моей близка —
И далека. Люблю я смех и радость,
Но в радости моей — всегда тоска,
В тоске всегда — таинственная сладость!»

И вот он посох странника берет:
Простите, келий сумрачные своды!
Его душа, всем чуждая, живет
Теперь одним — дыханием свободы.

«Вы все рабы. Царь вашей веры — Зверь:
Я свергну трон слепой и мрачной веры.
Вы в капище: я распахну вам дверь
На блеск и свет, в лазурь и бездну Сферы

Ни бездне бездн, ни жизни грани нет.
Мы остановим солнце Птоломея —
И вихрь миров, несметный сонм планет,
Пред нами развернется, пламенея!»

И он дерзнул на все — вплоть до небес.
Но разрушенье — жажда созиданья,
И, разрушая, жаждал он чудес —
Божественной гармонии Созданья.