Алексей Эйснер - Роман с Европой. Избранные стихи и проза

Но дело, конечно, совсем не в том, есть ли какое-нибудь различие между стихами и прозой Бунина, даже если и согласиться с удивительным указанием излишне пристально вчитавшегося критика, что в сплошь лиричных рассказах Бунина нет ни лирики, ни «философичности». Дело в том, что все эти оговорки и противоречия настойчиво поднимают вопрос о действительном значении и ценности поэзии Бунина, о которой, по-видимому, невозможно говорить, не поставив ему в заслугу того, что он не «советский пиит» (статья В. Сирина), того что он не символист (статья Вл. Ходасевича) или не доказывая зачем-то предварительно, что Пастернак бездарность (статья Теффи [23] Теффи Надежда Александровна (1872–1952) — писательница-эмигрантка. в «Иллюстрированной России») [24] Теффи Н. А. По поводу чудесной книги И. А. Бунина «Избранные стихи» // Иллюстрированная Россия. 9.2.1929. С. 8–9. .

Вопреки мнению Степуна, оказывается, что если «пристально вчитаться» в «Избранные стихи», то остается сделать только один вывод — это действительно «стихи прозаика», «забава человека, обреченного писать прозой». Для того, чтобы доказать это, нет никакой необходимости возражать на все упомянутые и неупомянутые выше хвалебные гимны. Из всех статей по этому поводу серьезного внимания заслуживает только одна — в самом деле несколько странная статья Вл. Ходасевича, из которой, все-таки, по существу следует лишь то, что Бунин не символист. Для того же, чтобы убедиться, что Бунин не поэт, нужно только внимательно разобраться в итогах его двадцатипятилетней работы над стихом. В свою очередь, для этого нет никакой необходимости подробно останавливаться на том, что такое собственно поэзия, как и на различии между нею и прозой, о которых так туманно говорит Степун. Это различие, может быть, не чувствительно, пожалуй, только для малограмотной «читающей Лубянки» из рецензии В. Сирина. Не стоит доказывать, что по существу общего между поэзией и прозой только слово, но в совершенно разном и смысловом и звуковом преломлении. Этот вопрос подробнее освещается в специальных исследованиях. Но интересно, что еще Пушкин тогда, когда не существовало принятой наукой принципиальной разницы между обоими искусствами, говорил, что «жалки» те поэты, которые принимаются за прозу, и что, если бы не «обстоятельства», он бы сам для прозы «не обмакнул пера в чернилы» [25] А.Эйснер пересказывает следующий текст воспоминаний казанской писательницы Александры Андреевны Фукс (урожденной Апехтиной) (ок. 1810 — 1853): «Как жалки те поэты, которые начинают писать прозой, признаюсь, ежели бы я не был вынужден обстоятельствами, я бы для прозы не обмакнул пера в чернила». (Русская старина. 1899. Т. 98. С. 258 — 262.) Эйснер, вероятно, прочел эти воспоминания в книге «Письма женщин к Пушкину» (М., 1928. С.215 — 222.). . Оценив мысль, скрывающуюся за этим кокетством, следует вспомнить и слова ныне здравствующего Антона Крайнего о том, что «истинные поэты больше других чувствуют эту пропасть между формой стихотворной и прозаической» (Литературный дневник. 1899–1907. СПб., 1908).

Из существующих же определений поэзии наиболее интересным, пожалуй, представляется данное Р. Якобсоном, по которому «поэзия есть слово в его эстетической функции» [26] Правильно; «поэзия есть язык в его эстетической функции». Р. Якобсон. Новейшая русская поэзия. Набросок первый. Подступы к Хлебникову. Прага, 1921. . Впрочем, трудно не увидеть в нем излишне профессиональное определение крупного филолога. Другое, более «академическое», но менее умное, столь излюбленное некоторыми критиками — «поэзия есть лучшие слова в лучшем порядке» [27] Определение, данное английским поэтом и литератрным критиком Сэмюэлом Тейлором Колриджем (Кольриджем) (1772–1834). — еще более поверхностно. Однако и с этой точки зрения поэзия Бунина оказывается условной.

Как всем известно, стихи Бунина, с точки зрения формы, чрезвычайно архаичны. Ходасевич, конечно, совершенна прав, говоря, что Бунин — современник и одно время случайный сотрудник символистов — отказался и от внешних завоеваний символизма. Гораздо больше. Русской поэзии XX века для Бунина как будто вообще не существует. А если и существует, то в каком-то поверхностном я в довольно странном отображении (о чем мы будем говорить ниже). Это в какой-то мере подтверждает и Бунин-критик. Всем памятно его отношение к Блоку, с наивной откровенностью формулированное в отрывках из дневников [28] Упомянув о еврейских погромах в Жмеринке и Знаменке, Бунин 14 мая 1919 г. записал в дневнике: «Это называется, по Блокам, «народ объят музыкой революции — слушайте музыку революции!» (Бунин И. Окаянные дни. Воспоминания. Статьи. М., 1990. С. 141). В дневнике Бунина с датировкой 8/21 апр. 1921 мы читаем: «…Герцен все повторял, что Россия еще не жила и потому у нее все в будущем и от нее свет миру. Отсюда все эти Блоки!» (Бунин И.А. Собр. соч. в восьми томах. Т.7. М., 2000. С.397). . Трудно забыть и его высказывания по адресу Есенина [29] Бунин И. Самородки // Возрождение. № 800.11.8.1927. См.; А. И. Бунин о Есенине и самородках // Воля России. 1927. N® 8–9. С. 204–206. , в общем, конечно, не крупного мастера.