Руки слабы, шаг неверен.
Эта ли тропинка к дому?
Поспешить или помедлить?
Где понять, когда и мысль
Отказала ей в совете.
Так стоит, бледна как смерть,
И молчит. В глазах супруга —
Приговор. Он меч хватает
И на холм ее влечет,
Где преступников карают.
В чем оправдываться ей —
Ей, неверной без измены
И виновной без вины?
И в тоске с мечом кровавым
В дом идет он опустелый.
Сын навстречу: «Что случилось?
Чья тут кровь? Отец, отец!»
«Кровь неверной». — «Нет, неправда!
На мече она не стынет,
А по лезвию струится,
Как из свежей раны. Мать!
Мать! иди сюда скорее!
Справедлив отец! Скажи,
Что он сделал? На кого он
Поднял меч?» — «Молчи, молчи!
Это кровь ее, несчастный,
Матери твоей». — «Отец!
Что ты говоришь? Опомнись!
Нет, ни слова, дай мне меч!
Ты жену казнить был вправе,
Но не мать мою убить!
За возлюбленным супругом
На костер идет жена,
А за матерью любимой
Верный сын идет на меч!»
«Стой! — отец кричит безумный.—
Время есть! Беги скорее!
Голову приставишь к ране
И концом меча коснешься —
К жизни возвратится мать».
Весь дрожа, не узнавая,
Видит сын тела двух женщин
Обезглавленных. О, боги!
Выбора страшнее нет!
Материнскую схватил он
Голову и, не целуя,
К телу ближнему приставил
И благословил мечом.
И восстал гигантский образ.
С материнских уст нежнейших,
Дивно-сладостных, слетели
К сыну скорбные слова:
«Сын, такая торопливость!
Мать твоя лежать осталась
Рядом с дерзкой головою —
Жертвой правого суда.
А меня навек привил ты
К телу женщины преступной.
С мудрой волей, с дикой страстью
Буду жить я средь богов.
Так небесно пред очами
Образ юноши витает,
В сердце тайно проникая,
Будит сладострастье в нем.
Век он возвращаться будет,
То взмывать, то опускаться,
И мрачнеть, и просветляться,
Как Всесильный пожелал.
Лику ясному велел он,
Пестрым крыльям, стройным членам
Божеству — меня, земную,
Наважденьем искушать;
Ибо шлет соблазн и небо,
Если боги захотят.
Вот и я, жена брамина,
Неба головой касаюсь,
Но, как пария, — всем телом —
Тяжесть чувствую земли.
Сын, утешь отца в печали.
Возвращайся и запомни:
Ни раскаянье слепое,
Ни бездушная гордыня
Пусть не связывают вас.
Через все миры пройдите,
Через все века и земли,
Возвестите и ничтожным,
Что для Брамы все равны.
Нету для него ничтожных.
Кто б ты ни был: сир, убог ли
Или разумом расстроен,
Будь ты парией, брамином,
Духом темен, телом наг,
Лишь на небо взгляд поднимешь
И увидишь над собою
Тысячи очей горящих,
Тысячи ушей всесущих,
Для которых нету тайн.
Я взойду к его престолу,
И ко мне он, так жестоко
Им же пересотворенной,
Будет вечно милосерден,
А поэтому — и к вам.
И молить я буду кротко,
И кричать ему свирепо,
Что мне скажут мои чувства,
А чего мне это стоит —
Будет тайною моей».
БЛАГОДАРНОСТЬ ПАРИИ
Всё от мала до велика
Сотворил ты, мудрый Брама.
Ты по праву мой владыка,
Ибо всех ты терпишь равно.
Высоки твои владенья,
Но тебя мы сердцем слышим.
Нас, нижайших от рожденья,
Возродил ты к целям высшим.
Боль и страсть жену земную
Вознесли с богами вровень.
Только на небо взгляну я —
И увижу лик господень.
1823
«Сверху сумерки нисходят…»
Сверху сумерки нисходят,
Близость стала далека,
В небе первая восходит
Золотистая звезда.
Все в неверность ускользает,
Поднялась туманов прядь,
Сумрак темный отражает
Озерная сонно гладь.
Вот с восточного предела
Ожидается луна.
С ивой стройною несмело
Шутит близкая волна;
Сквозь теней круговращенье
Лунный свет то там, то сям,—
И прохлада через зренье
Проникает в сердце к нам.
1828
Того во имя, кто зачал себя,
В предвечности свой жребий возлюбя;
Его во имя, кто в сердца вселил
Любовь, доверье, преизбыток сил;
Во имя часто зованного здесь,
Но — в существе — неясного и днесь:
Докуда слух, докуда глаз достиг,
Лишь сходное отображает лик,
И пусть твой дух как пламя вознесен,
Подобьями довольствуется он;
Они влекут, они его дивят,
Куда ни ступишь — расцветает сад.
Забыты числа, и утрачен срок,
И каждый шаг как вечности поток.
Читать дальше