Иоганн Гете - Собрание сочинений в десяти томах. Том второй. Фауст

В каком расцвете юношеских сил!

Как персик свеж и несказанно мил!

Красивый рот с надутой верхней губкой.

Ты пить не прочь бы из такого кубка?

Хорош, хорош, хотя немного хмур.

Да и неповоротлив чересчур.

Не царский сын, а пастушок топорный,
Без признаков учтивости придворной.

Полунагой, пожалуй, он — по мне.
А вот каков-то будет он в броне?

Он сел. Какие гибкие движенья!

Вас так к нему и тянет на колени?

Рукой прелестно голову подпер.

Разлечься так при всех! Какой позор!

Мужчина рад к чему-нибудь придраться.

Пред государем на полу валяться!

Он вправе полагать, что он один.

Для грубостей не вижу я причин.

Он хочет спать и засыпает сладко.

И даже всхрапывает для порядка.

Но что за примесь в ладан введена?
Я веяньем ее освежена.

И у меня забилось сердце чаще.
Я думаю, так дышит мальчик спящий.

Пред нами — распустившийся цветок,
Душистый, как амброзии глоток.

Так вот она какая! Я бесстрастно
Любуюсь ей. Она мне не опасна.

Владей я словом огненных поэм,
Я б все равно пред ней остался нем.
Она вошла, и мелко все на свете,
Что ей во славу создали столетья.
Кто взглянет на нее — спален дотла.
Блажен счастливец, чьей она была.

Я не ослеп еще? И дышит грудь?
Какой в меня поток сиянья хлынул!
Недаром я прошел ужасный путь.
Какую жизнь пустую я покинул!
С тех пор как я тебе алтарь воздвиг,
Как мир мне дорог, как впервые полон,
Влекущ, доподлинен, неизглаголан!
Пусть перестану я дышать в тот миг,
Как я тебя забуду и погрязну
В обыденности прежней безобразной!
Как бледен был когда-то твой двойник,
Явившийся мне в зеркале колдуньи!
Он был мне подготовкой накануне,
Преддверьем встречи, прелести родник!
Дарю тебе все напряженье воли,
Все, чем владею я и чем горю,
И чту твой образ и боготворю,
Всю жизнь, и страсть, и бред, и меру боли.

Владей собой, не выходи из роли.

Стройна, крупна. А голова — мала.

Нога несоразмерно тяжела.

Княгинь я знал. Наружность — мой конек.
Она прекрасна с головы до ног.

К заснувшему подходит шаловливо.

В сравненье с ним она так некрасива!

Он ею, как лучами, озарен.

Она — луна, а он — Эндимион.

Действительно, богиня, как в романе,
К нему нагнулась, пьет его дыханье.
Целует! — С завистью смотрю туда.

При всех? Особа эта без стыда.

К мальчишке благосклонность!

Тише, брат!
Пусть делают виденья, что хотят.

Проснулся он, и прочь она идет.

С оглядкой! Я ведь знала наперед.

Он видит чудо и смущен немало.

Ей это не в диковинку: видала.

Вот повернулась и идет к нему.

Теперь научит, бедного, уму.
Наверно, первым, как и все мужчины,
Себя считает дурачок невинный.

Как царственно строга и как стройна!