Иоганн Гете - Собрание сочинений в десяти томах. Том второй. Фауст

Бог, трудясь шесть дней… // Мог что-нибудь создать на славу . — Согласно Ветхому завету, на шестой день бог создал первых людей — Адама и Еву. На седьмой день он отдыхал, довольный плодами своих трудов. Гете вкладывает в уста Мефистофеля пародию на библейский миф.

…несут Мефистофелю расщепившуюся надвое корону. — Комментаторы издавна видят в этом намек на положение Франции накануне революции 1789 г. Возможно, Гете имел в виду скандал с похищеньем ожерелья королевы, подорвавший и без того непрочный авторитет монархии Бурбонов (см. пьесу Гете «Великий Кофта» в IV томе настоящего собр. соч.).

Корону сдави, // В поту, на крови // Скрепи, словно клеем . — «Короны властителей часто держатся только потому, что они склеены потом и кровью народов» (Комментарий А. Соколовского, 1902 г.).

Арктический фантом не в моде… — Север считался в тевтонской и скандинавской мифологии местом пребывания злых духов. Фантомами называли призраков и чертей.

Делает неприличный жест. — Показывает «фигу», кукиш, что имело фаллическое значение. Гете советовал впоследствии, чтобы актер, играющий Мефистофеля, хлопал себя по заду (Э. Шмидт).

Горшки и миски начинают звенеть в музыкальном согласии. — Ремарка, описывающая колдовские действия ведьмы, является пародией на церковную мессу.

Ты из одной // Десятку строй.. .— Заклинание ведьмы связано со средневековой магией чисел.

Из тройственности и единства // Творили глупые бесчинства … — Антирелигиозный выпад Гете, направленный против христианского понятия, что «бог един в трех лицах». Гете говорил Эккерману, что «благочестивые» требовали от него веры в христианские догматы: «Я должен был еще верить в то, что три равно одному и одно — трем. Но это противоречило стремлению к истине в моей душе» (4 января 1824 г.).

В Вальпургиеву ночь… — См. коммент. к сцене, носящей это название.

Глотнув настойки, он Елену // Во всех усмотрит непременно. — Имеется в виду Елена Прекрасная, символ высшей женской красоты. Существовало мнение, что в колдовском зеркале Фауст видел либо ее, либо Гретхен.

Кухней ведьмы завершается вторая группа сцен первой части трагедии, в которых изображено, как Мефистофель искушает Фауста и готовит его к новому испытанию — к чувственной любви.

Начинается третья группа сцен первой части «Фауста». Здесь композиция действия сложнее, по сравнению с предшествующим развитием сюжета, которое было прямолинейным. Теперь одну линию фабулы составляет трагическая история любви и гибели Гретхен, вторую — тема самого Фауста, независимо от его любви к девушке («Лесная пещера», «Вальпургиева ночь», «Сон в Вальпургиеву ночь»).

Вся история Гретхен была написана до 1775 года и уже входила в состав «Пра-Фауста». В «Фрагменте» 1790 года она тоже имелась, но не полностью; здесь последней сценой с Гретхен была сцена в соборе.

Трактовки предания о Фаусте до Гете не содержали подобной истории, за исключением беглого упоминания в одном издании народной книги о докторе Фаусте: «Он (Фауст) воспылал страстью также и к одной красивой, по бедной девушке, служанке жившего по соседству торговца». Уже в молодости Гете узнал историю франкфуртской девицы Сюзанны Маргареты Брандт, убившей своего ребенка, чтобы избежать позора. В традиционной истории Фауста он при помощи дьявола вступал в союз с Еленой Прекрасной. Гете заменил в первой части трагедии легендарную красавицу простой горожанкой.

Предшествующие сцены трагедии были, так сказать, мужскими. С появлением Гретхен в действие и в поэтическую тональность вносится женский элемент, столь важный в общей концепции трагедии. Драматическое развитие действия обусловлено здесь контрастами и противоречиями: контраст между высокой духовной культурой Фауста и необразованностью Гретхен; однако их влечет друг к другу, хотя Фауст не в состоянии всего себя отдать одной лишь любви, что и является главной причиной трагедии девушки; полная несовместимость цинизма Мефистофеля и глубочайшей душевности Гретхен; наконец, неверие Мефистофеля в возвышенность человеческих чувств, в частности, любви Фауста, и страстность Фауста как в любви, так и в искании истины.

Я и не барышня… — Фауст обращается к Гретхен со словом Fräulein (барышня), что относилось лишь к девушкам благородного звания, дворянкам. Своим ответом Гретхен показывает, что она принадлежит к простонародью. Фауст должен был обратиться к ней со словом Jungfer (девица).