неизвестен Автор - Римская литература (приблизительно) второй половины II века и первой половины I века до н э

В ателлане Новия под тем же заглавием сын неудачливого на выборах Паппа говорит отцу:

Коль ты, отец, все будешь приглашать такого сорта избирателей,

То ты сидеть в гробу скорее будешь, чем в курульном кресле {1}!

{1 Т. е. займешь высшую государственную должность.}

МИМ

В условиях демократизации римского театра, во II-I вв. до н.: э., получает художественное оформление и народный театральный жанр - мимы. Это маленькие бытовые сценки, часто весьма скабрезного характера, веселые и живые. Юлий Цезарь всячески поддерживал мимические представления и драматургов - авторов мимов. Это был демагогический прием, которым позднее особенно пользовались римские императоры: они устраивали пышные зрелища, чтобы усыпить политическую активность народных масс.

Юлий Цезарь (как нам сообщают позднее римские писатели Светоний и Макробий) заставил автора литературных мимов Децима Лаберия выступить мимическим актером (мимом) и состязаться на лучшую игру с актером Публием Сиром (Сирийцем). Децим Лаберий, играя роль раба, воскликнул: "Квириты! Мы теряем свободу!", а в прологе изобразил свое трагическое положение: он, шестидесятилетний старик, римский "всадник", должен по приказу Цезаря сделаться мимическим актером.

Судьба, противного течения которой

Хотели многие избегнуть, а могли немногие,

Куда меня низвергла на закате дней моих!

Меня, которого ни просьбы, ни подарки не могли,

Ни страх, ни принуждение, ни власть, какая б ни была,

В дни юности поколебать в своем решении,

Вот как легко поколебала в старости

Речь мужа славного, которую ко мне направил он,

Прося меня приветливо, ласкательно!

Кому и боги не могли ни в чем отказывать,

Возможно ль, чтоб я, человек, отказывал?

Итак, проживши беспорочно дважды тридцать лет

И вышедши из дому римским всадником,

Домой я должен воротиться мимом! В этот день,

В один день больше прожил я, чем мне осталось жить!

Судьба, ты, что границ не знаешь в счастье и в несчастии,

Коли тебе угодно было славу сокрушить мою,

Которая цвела в моих занятиях поэзией;

Зачем, когда я в силах был и гибок членами,

Когда я мог народу угождать и мужу столь великому,

Меня тогда ты не нагнула, чтоб сорвать свой плод?

Куда теперь меня ты низвергаешь? Что же в силах я

На сцену принести? Красивый вид или осанку гордую,

Геройство духа или звук приятный голоса?

Как плющ ползучий силы дерево лишает,

Меня объятьем лет так старость умерщвляет.

Я, как гробница, имя лишь пустое сохраню.